Валерий Емельянов. ИСТОРИЯ В БОГЕ. Размышления авраамического монотеиста, о том, что же такое монотеизм, куда он нас вел, куда привел, и куда еще приведет. Часть первая

Сегодня уже не встретишь человека, который бы не знал и не понимал, что такое монотеизм: это строгое Единобожие, вера в Единого и Единственного Бога, Творца этого мира. Это понятие употребляется уже достаточно давно, и вполне естественно, что от такого долгого употребления слова "занашиваются", а их смысл стирается и размывается, и мы постепенно просто перестаем задумываться над ним. А если вдруг и задумаемся, то сразу же возникает много вопросов, которых значительно больше, чем ответов.
А задуматься глубоко и серьезно над понятием "монотеизм" очень даже стоит, поскольку мы живем в культуре и традиции, порожденных одной из монотеистических религий. Стоит сегодня подумать, например, над тем, почему из корня Истины Единобожия выросло целых три религиозных культуры (с более мелким разделением внутри каждой из них), и почему противоречий между ними в истории обнаруживается гораздо больше, чем общих точек соприкосновения. А трагическое разделение между религиями и их носителями, часто сопровождаемое кровью и насилием, в истории присутствует куда чаще, чем стремление к единению (или хотя бы неантагонистическому сосуществованию), которое обычно ограничивается умами философов, "садами лицеев" и академическими аудиториями.
Рассуждаем дальше. Если Бог Един, то во всех религиях человечества, даже несмотря на все их внешнее и внутреннее разнообразие, должно иметься некое фундаментальное общее, базовый знаменатель, к которому с помощью пусть и сложных (а то и болезненных вычислительных операций) можно-таки привести религиозное многообразие. Наконец, еще один вопрос, последний по месту, но не по важности: если религия по определению означает связь, или точнее "Со-Единение" Бога и человека, а человек создан по образу и подобию Божию и с определенной целью, то это означает, что вся наша история - это история продолжающегося Откровения, раскрытия Божественного замысла по отношению к человеку и совместная реализация этого замысла Богом и человеком. Либо… это все не так, и наши атеистические братья цитируют начало замечательной книги замечательной исследовательницы Карен Армстронг: "В начале человек создал Бога, Который сотворил небо и землю".
Могут сказать – ну, автор загнул, непосильную ношу на себя взял! Уж больно вопросы, мягко говоря, серьезные… Это так, но одновременно и не так. Над этими вопросами задумывается и ищет на них ответ каждый думающий человек. Ищет своей мыслью, словом (как здорово, если гениально коротким), либо долговременными исследованиями и анализом. На вопросы религии, как и любой другой фундаментальной проблемы, ответ на самом деле есть, и возможно даже, что ответ этот верный, только он всегда будет, что называется, "со своей колокольни". Вспоминается французский мыслитель второй половины прошлого века Роже Кайуа, который, приводя в пример монету, показывал, что ее, одну и ту же, в разных ракурсах изучают: геолог - специалист по минералам, политэкономист, юрист, историк, искусствовед, богослов и практикующий специалист по бизнесу. В любом случае их вывод о фундаментальной сущности объекта, в данном случае монеты, будет верен, хотя на основе только одной профессиональной точки зрения, которая лишь при корреляции ее с другими приведет к полноценному и объективному выводу. В отличие от слепцов из известной буддийской притчи, чей вывод о том, что слон - это водосточная труба, столб, либо опахало, основывался только на чувствах, а не на разуме, в результате привел к разделению общего на части, а не к формированию той частности, которая является выражением общего и целого. Так и мы претендуем на общий, во многом даже личный и лиричный вывод, сделанный, однако, представителем частной научной дисциплины - Ее Величества Истории, которую кто-то очень правильно определил как "философию в фактах".
Впервые понятие "монотеизм" сформулировал британский богослов и философ Генри Мор (1614-1687) для того, чтобы обосновать противопоставление христианства и иудаизма языческим религиям. Это было время, когда в Великобритании, и в Европе в целом активно набирал силу протестантизм с его обращением к Ветхому Завету и иудейским корням христианства. Расширение культурной ойкумены человечества, углубление его исторических знаний в XVII- XIX веках способствовали знакомству носителей араамической традиции с иными религиозными культурами. И поиску общих корней всего человечества, начавшегося уже в то время в умах пока еще очень отдельных ученых.
Первое, что обнаружилось в религиозных культурах различных времен и народов, даже самых впоследствии "политеизированных",- наличие некоего единого творящего первоначала, часто имеющего и такие атрибуты как всеведение и всемогущество.
Исторически первымаргументом в пользу этого можно назвать религиозную реформу египетского фараона Аменхотепа IV (1375-1334 гг. до н.э), позднее принявшего имя Эхнатон ("угодный Атону") и отменившего культ всех ранее существовавших богов древнеегипетского языческого пантеона, оставив поклонение лишь одному богу Солнца - Атону. В этом можно было бы усмотреть некий пример устремления фараоновской мысли в сторону поиска и формулирования идеи об абсолютном и трансцендентном первоначале мира. В частности, египетский пантеон был слишком уж антропоморфен и телесен, его обитатели жили и умирали как обычные существа из животного и человеческого миров. Это даже не антропоморфность, а вообще некое повышенное ощущение плотскости, телесности, приводившее к перенесению в "тот мир" быта и нравов мира человеческого. И введя культ бога солнца Атона (а солнце всегда воспринималось египтянами как первоначало этого мира) в образе солнечного диска, изображаемого со змеей (египетским символом монаршей власти) и лучами, исходящими от солнечного диска вниз и заканчивающимися изображениями кистей человеческих рук, Эхнатон сделал важный шаг, хотя бы в том, что ушел от зоо- и антропоморфизма в образах богов. Однако, переменами в образах божеств, реформами Аменхотепа-Эхнатона, весь монотеизм и заканчивается. Ведь в центре новой религиозной системы Эхнатон поставил вовсе даже не Атона-солнце, а себя любимого. Фараон провозгласил самого себя извечным и абсолютным божеством, могущим спасать и обрекать на вечную погибель. А солнечный диск был всего лишь небесным символом самого фараона. Такая, сугубо земная, политическая подоплека борьбы со "старыми" богами (и влиятельным, богатым сословием их жрецов) стала, вероятно, причиной того, что новая религия продержалась только до кончины "извечного божества".
Элементы такого "изначального монотеизма" находили и в религиях античной Греции и Рима. Часто Зевс (в Риме - Юпитер) понимался как высший, всемогущий и всеведающий Бог, отец всех остальных персонажей олимпийского пантеона. Правда, однозначно признается, что подобное понимание возникло уже в поздней античности, под влиянием философии, и было, в общем-то, уделом интеллектуалов. Например, неоплатоник II в.н.э. Максим Тирский писал: "В этом мире мятежей, раздоров и неурядиц все равно можно проследить один общий закон (принцип), действующий по всей земле, что есть один Бог, Творец и Родитель всех вещей, и множество порожденных Им богов, совместно с которым Он правит миром". У философов-неоплатоников было развито понимание также и того, что все божества являются проявлениями, атрибутами, составляющими, если хотите, одного-единственного Бога. Это уже ближе к тому, что впоследствии будет называться монотеизмом, однако в античности, подчеркнем, это было, скорее, уделом отдельных философствующих умов, нежели частью веры широких слоев народа.
А теперь обратимся за восточные пределы Средиземноморской цивилизации.И, прежде всего, к "чуду, которым была Индия". Индийские веды и то явление, которое принято (хотя и с долей условности) называть ведической религией, являются древнейшим верифицированным и аутентичным источником по религиозной и духовной истории народов планеты. Несмотря на то, что веды, представляющие собой определенного рода знания, необходимые для исповедания веры и молитвенного поклонения богам, столетиями передавались из уст в уста и были записаны гораздо позднее, большинство индийских, да и современных ученых-индологов отмечают, что лексический их состав и языковые конструкции значительно архаичнее, чем тексты эпохи позднего индуизма, джайнизма и эпохи просветления Будды. Древнейшую часть вед составляют четыре сборника (самхита) текстов Ригведа (веда гимнов), Яджурваведа (веда, содержащая тексты, которыми сопровождались жертвоприношения), Самаведа (веда песнопений) и Ахтарваведа (веда заклинаний). Верхнюю границу ведического периода относят к XII-X веку до н.э. (в это время, видимо, была сформирована Ригведа).
Попробуем поискать в самых древних пластах ведической религии некие признаки того, что можно назвать единым творящим и личностным (если таковое качество в нем найдется) первоначалом. Очень быстро обнаружим, что, с точки зрения космогонии, картины происхождения и развития мира, перед нами предстает чисто языческая и политеистическая система, причем куда более развитая, чем в греко-римской античности. Пантеон Ригведывоплощает собой единство обитателей религиозного мира трех исторических периодов - времени общеиндоевропейской общности, индо-иранского единства и, наконец, уже собственно индийской традиции. К первому периоду относится само понятие "Бог" (индийское слово dev, до наших дней сохранившееся, например, в латышском и литовском языках: Dievas, Tevas). Уже в индоевропейском пантеоне заметна попытка определить если не одного главного, то нескольких богов. Таковы в индийском варианте небо-отец Дьуса-Пиара (аналог Зевса), богиня утренней зари Ушас, бог грозы Парджанья (в этом имени легко заметить схожесть со славяно-балтским громовежцем Перуном-Пяркунасом).
Индо-иранский период характеризуется созданием довольно сложной мифологической и обрядовой системы. В это время для индийской и иранской религии были характерны культ огня, предков, использование жертвенного напитка-транквилизатора сома (у иранцев – хаума). Индоиранский период уже знаком с такими понятиями, как дэвы и асуры, хотя у иранцев оба этих понятия означали благодетельных божеств, а у индусов дэвы были богами, а асуры - демонами. Интересно, что ключевые понятия религиозной практики также совпадают у индусов и иранцев: молитвенное воззвание к божеству - индийская мантра, иранская manthra; жрецы по-ирански и по-индийски одинаково именуются "ахтараван", единая жертвенная формулировка ("йе-иасамаhе" - "мы, которые жертвуем").
Сложно и практически невозможно отыскать в ведическом пантеоне вожделенное первоначало, "общий знаменатель". Количество богов здесь постепенно росло с 33, до 330, а позднее исчислялось миллионами (!). Индийские боги имели человеческие телесные черты, совершали человеческие поступки, вели человеческий образ жизни - ели, пили, одевались в роскошные одежды, жили во дворцах, сражались в битвах, любили и ненавидели, вступали в связи с земными женщинами, которые рождали полубогов и божеств более низкого плана, постоянно, тем самым, поддерживая положительный демографический баланс ведического пантеона. Идея извечности богов была чужда ведизму. Хотя в "Ригведе" они не раз именуются бессмертными, однако считалось, что это качество не было присуще им изначально.
Тогда же формируются и космологические представления, не выходящие за натурмифологическую образность, свойственную политеизму. Все мироздание поделено на три мира (локи) – Неба (заатмосферного пространства), воздушного пространства и поверхности земли. Соответственно, главные божества распределялись по этим сферам. Богами, обитавшими в космических небесах, были Митра, Варуна, Адитьи, Сурья, Савитар, Пушан, Вишну, Ушас, Ашвины, к "атмосферным" богам относились Индра, Маруты, Рудра, Ваю Вата, Парджанья, к земным - Агни, Сома и другие. Интересно, что в отношении богов первой, космической сферы в ведах сохранились представления об их извечности. Например, Адити (это имя можно перевести как "безграничная") cчиталась никем не рожденной, а Дьяус и Притхиви именуются "родителями богов". Однако позднее эти представления стираются. Каждая из сфер имеет своего верховного бога, например, в земной локе таковым считался бог огня Огни (Агни), а в воздушном пространстве – Индра, податель дождя. Однако они скорее были первыми среди равных, чем верховными богами-владыками. История мира богов представляла собой борьбу светлых божеств и темных сил разного уровня - от демонов до рядовых болотных упырей, - в результате этой борьбы в мире рождалось некое новое качество, а отступление темных сил означало приход мировой гармонии.
В этой сложной и многообразной системе индуизма нет единого представления о сотворении мира и о цели этого сотворения.
1 Не было тогда не-сущего, и не было сущего.
Не было ни пространства воздуха, ни неба над ним.
Что двигалось чередой своей? Где? Под чьей защитой?
Что за вода тогда была - глубокая бездна?
2 Не было тогда ни смерти, ни бессмертия.
Не было признака дня или ночи.
Нечто одно дышало, воздуха не колебля, по своему закону,
И не было ничего другого, кроме него.
3 Мрак был вначале сокрыт мраком.
Все это было неразличимой пучиною:
Возникающее, прикровенное пустотой, -
Оно одно порождено было силою жара.
4 Вначале нашло на него желание.
Это было первым семенем мысли.
Проистеченье сущего в не-сущее открыли
Мудрецы размышлением, вопрошая в сердце.
5 Поперек была протянута их бечева.
Был ли низ тогда? Был ли верх?
Были плодотворители. Были силы растяжения.
Порыв внизу. Удовлетворение наверху.
6 Кто воистину ведает? Кто возгласит это?
Откуда родилось, откуда это творение?
Потом появились боги, ибо создали боги мир.
Так кто же знает, откуда он появился?
7 Откуда это творение появилось?
То ли само себя создало, то ли - нет,
Надзирающий над миром в высшем небе, -
Только он знает это или не знает.
Этот известный классический гимн о сотворении мира помещен в так называемой десятой мандале (книге) Ригведы, посвященной сотворению мира. Мы видим, что текст состоит скорее из вопросов о сотворении мира, вечных и актуальных для человека любой эпохи. И вариантов ответа на них ведическая традиция дает несколько. Первый из них можно назвать условно дуалистическим, когда изначальную хаотичность мира-материи приводит в некое организованное состояние божественный демиург (Вишщваркаман, Праджпати). Другую модель сотворения мира предлагает 90-й гимн все той же десятой мандалы Ригведы. Согласно этому преданию, сотворение мира возникло как коллективная идея богов, решивших принести жертву над божественным первочеловеком-Пурушей. Из духа Пуруши возникла луна, из глаз - Солнце, из уст - Индра и Агни, из дыхания - ветер, из пупа - воздушное пространство, из головы – небо, из ног - земля, из уха - различные сферы-локи. В целом ведическая космогония предлагает еще несколько различных ответов на вопросы о том, как был создан мир. Это, помимо Пуруши, и покоящийся в океане первосущности божественный зародыш, и творящий "космический жар" ("тапас"). Но то, что космогонические сюжеты в ведах обличены в форму вопроса, говорит о том, что ответов на них не знали даже боги.
Общепризнано, что десятая мандала Ригведы возникла достаточно поздно и предшествовала непосредственно новому периоду в развитии древнеиндийской религиозности - периоду брахманов и Упанишад. Здесь уже идет речь о попытках, пусть еще и в рамках традиционной мифологии, осмыслить вопрос в категориях абстрактных, законченных понятий. И в этой связи для нас важна главная идея Упанишад об изначальном Абсолюте-Брахмане, собой наполняющим весь живой мир. Каждая индивидуальная душа-Атман является частным выражением общего, то есть Брахмана. Понятие "брахман", кстати, постоянно сосуществовало с идеей персонифицированного Бога Брахмы, хотя они отнюдь и не совпадали полностью. Вплоть до нынешнего времени Брахма чтится как одно из высший божеств, как Бог-творец. Однако, культ его не столь распространен на широком уровне, поскольку, считают ученые, у него не было укорененности в племенных верованиях, составляющих основу массовой религиозности.
И еще на одно важное обстоятельство хотелось бы обратить внимание. Хотя первоначало в ведическо-индуистской традиции носит безличный характер, очевидно, что в человеческом сознании оно воспринимается как не "абсолютное ничто" а, cкорее, как "абсолютное нечто" - инобытие, реально живущее и существующее, которое, однако, не может быть воспринято и описано в понятиях и явлениях нашего человеческого мира.
В поисках форм Божественного Первоначала отправимся дальше на восток, в Китай. Нужно сказать, что на уровне интеллектуальных ощущений кофуцианско-даосско-буддийский ареал стран Дальнего Востока воспринимается нами как своеобразное зазеркалье. То, что для авраамической религиозности А, для Дальнего Востока - Б, ну и далее, по алфавиту. И сюжеты из истории религий это в какой-то мере подтверждают.
Еще до формирования известных всем нам великих духовных культур Поднебесной - буддизма, конфуцианства и даосизма - и за 2600 лет до Рождества Христова китайцы поклонялись Шаньди, что можно перевести как "Всевышний владыка". Он считался творцом (или, в китайской системе понятий, прародителем) и управителем всего сущего, всех событий, происходящих в мире земном - будь то поражение или победа в битвах, урожайный или голодный год, смута или покой в царстве. Очевидно, что Шаньди был богом личностным и, вполне вероятно, в представлениях людей того времени даже и антропоморфным. Культ Шаньди относится к эпохе династии Шань (вся история Китая разделяется по периодам правящих династий). А вот в дальнейшем, когда на западном краю тогдашней человеческой ойкумены трансцендентные боги и божества (в том числе, и самые высшие) все более "персизовались" и приобретали антропоморфные черты, в Китае шел обратный процесс: личность Шаньди все более заменялась понятием безличного первоначала "тянь" ("небеса"). Это произошло с приходом к власти новой правящей династии Чжоу (начало первого тысячелетия нашей эры). Часто "Тянь" и "Шаньди" воспринимались как синонимы, однако представления относительно первого все более эволюционировали к пониманию его не как, пусть и абсолютно трансцендентной, но все же ясно осознаваемой личности первотворца и прародителя всех людей, а к восприятию Тянь как всеобщего, но безличного закона, по которому устроено мироздание. А "Бог" спустился на землю.
Эпоха Чжоу сформировала идею богочеловечества "по-китайски". Отныне император (причем, глава не каждого из нескольких царств, а только самого мощного, столицей которого был город Лоян) именовался "Тяньцзи" - cыном неба, иначе говоря, воплощенным Богом, в котором воплотилась животворная сила природы. Считалось, что только "сын неба" может напрямую связываться с Небом, а потому ему также придавалась роль божественного ходатая по делам всех простых смертных, которые в силу своего неимператорского происхождения этой связи с вышним миром не имели и не могли иметь. В качестве базовой религиозной идеи, божественное первоначало с течением времени заменяется в Китае на идею о центре мира, которым становится управляемая Сыном неба Поднебесная империя, пуп Земли, центральная страна ("чжун го" по-китайски, до сих пор это официальное самоназвание Китая).
Результат такого общего экскурса в поисках монотеистических начал в древнейших цивилизациях человечества можно обозначить так: да, представления о едином, первоначальном Творце мироздания, в той или иной мере, с разной степенью определенности существуют в духовных культурах древнейших цивилизаций. Но есть в них и нечто общее: такие представления возникают и формируются уже не на мифологическом, а на "философском" уровне, когда фундаментальные проблемы этого мира начали осмысливать силами человеческого разума. И возникает вопрос: может быть, идея Единобожия - это продукт движения ранней философской мысли в определенных культурах, а вовсе не изначальное Откровение планетарного масштаба, следы которого проявляют себя в бытии всех народов?..
Поэтому вернемся к рубежу XIX-XX веков и обратимся к жизни и трудам выдающегося австрийского лингвиста, этнографа и священника католической Церкви, миссионера "Общества Слова Божия" Вильгельма Шмидта (1868-1954). Сегодня это имя несколько подзабыто, хотя надо сказать, что о нем помнили в советских научных кругах (Шмидт даже удостоился отдельной статьи в Большой Советской Энциклопедии). Правда, поминали его преимущественно в качестве объекта хлесткой марксистско-атеистической критики за "клерикализм" и "антинаучность", не умаляя при этом значения главного труда его жизни – 12-томного (!) "Происхождения идеи Бога". В нем, на основе прежде всего лингвистического материала, собранного у разных народов Полинезии, Индокитая, Тибета, индейцев Америки, Шмидт формулирует вывод о том, что изначальной и естественной религией человечества был монотеизм (ученый определяет его как "прамонотеизм" (urmonotheismus), который позднее деградировал у большинства народов в политеистические представления. Шмидт полагал, что для разных "первобытных" народов в разных концах света характерны, в целом, общие представления о Верховном Боге (чаще всего его обителью являются небеса) как прародителе человечества, творце и владыке нашего мира. А один из главных выводов исследователя заключался в том, что представления о Едином Боге резко превосходят общий уровень развития культур этих народов и потому иначе как извне, путем некоего, может, даже и сверхъестественного откровения, эти представления им не могли быть привнесены.
В 1950-е годы, кстати, взгляды Шмидта и его "венской школы" в этнолингвистике подверглись определенной критике, в том числе и со стороны апологетов католической Церкви. Правда, эта научно-теологическая полемика закончилась, в общем-то, компромиссом, поскольку 50-е годы - это время, когда Церковь сама искала свое место в меняющемся мире и стремилась к переоценке многих, ранее существовавших в ее лоне взглядов и позиций. Но, с другой стороны, такая теория универсального прамонотеизма сильно подрывала идею об эксклюзивности Авраамова откровения, что является фундаментом целых трех ведущих мировых религий, и одним из краеугольных камней учения христианских Церквей, католической в том числе. Поэтому последователи Шмидта в дальнейшем предпочитали говорить об "изначальном теизме", включающем, наряду с монотеистическими, также и политеистические воззрения. А христианские апологеты, отказались от идеи своеобразной "исторической памяти" об изначальном откровении, заменив ее утверждениями о том, что в изначальных верованиях человечества существовали стихийные и бессознательно-чувственные поиски спасительной истины монотеизма.
Но, что дают нам все эти, растянувшиеся на шесть страниц околонаучно-любительские поиски ответа на вопрос "Что же такое монотеизм?"? Конечно, мы получили утвердительный ответ на предположение о том, что практически во всех религиозных и духовных культурах имеется идея об изначальном, надмирном едином (или дуально едином, имеющем мужские и женские черты) источнике Вселенной и человечества, близкое к монотеистическому пониманию.
Но наличия таких признаков очень мало для того, чтобы считать все религии сегодня или изначально МОНОТЕИСТИЧЕСКИМИ.
МОНОТЕИСТИЧЕСКАЯ РЕЛИГИЯ - это не только и НЕ столько признание Единого Бога Творца, но - и ЭТО ГЛАВНОЕ - следование человека и человечества, как Его творения, предуставленным Им законам и правилам. Неслучайно такие определения, как "Религия" (вос-соединение с Богом), или семитический аналог этого понятия "Дин" (Божественный закон, соблюдение которого означает следование за Богом, верность Ему), предусматривают взаимодействие во времени и мире Бога и человека, что проявляется исключительно в религиях Авраамова откровения. Все другие культуры - это скорее ритуализованное созерцание надмирной реальности, образы которой часто очень-очень напоминают реальность бытия человеческого. И еще: идея Шмидта о деградации изначального "монотеизма" в "политеизм" заронила в глубины души и сознания людей такую мысль: "А не наблюдаем ли мы этот процесс в религиях, и по сей день определяемых как монотеистические, причем не в первобытности и античности, а в более поздние эпохи, вплоть до наших дней?"
Итак, судя по всему, наш поиск ответа на простой, но, вместе с тем, объемный вопрос о том, что же такое монотеизм, пока что лишь породил новые вопросы. Чем дальше в лес…
Но это только усиливает наше желание продолжить поиск ответа на него. В следующей статье мы попытаемся перебросить мостик к монотеизму, Ветхого Завета через то, что и как говорил… Заратустра.
Опубликовано на Портале-Credo.ru