Пак Чон Гу. Солнце, поднимающееся в тени (6)
10 часов утра, 9 марта 1965 года
Церемония по окончанию строительства нашей первой Академии Сонхва, церемония посвящения новой классной комнаты и церемония поступления на учебу новых учеников, прошли одновременно. Это был очень важный момент для всех нас.
На нашу церемонию прибыли: конгрессмен Ли Чон Кум и миссис Пак Пон Е из Сеула. Они приехали несмотря на свою занятость, чтобы поздравить нас. Я был так эмоционально переполнен в этот день, что мог с трудом описать свои чувства.
Выпускники были так взволнованы, что плакали, рассказывая о своих опытах, учителя плакали, так как те ученики, кого они так долго воспитывали, теперь пойдут учиться дальше.
Достопочтенные гости и родители тоже плакали и вытирали слезы платочком, слушая о том, через что нам пришлось пройти. Комната, где проводились все церемонии, превратилась в тихое море слез. В этот день мы, учителя, плакали от радости, обнимая учеников и друг друга.
Закончив все церемонии, я продал старое школьное здание и расплатился со всеми долгами.
Хотя было и холодно, когда я видел учеников, которые занимались на широком цементном полу, я чувствовал себя счастливым. Я чувствовал, что мое сердце разрывается от радости. Теперь количество учеников можно будет увеличить.
Я созвал всех учеников, которые в прошлом году потерпели неудачу в марафонском забеге, и отобрал новых учеников. Я глубоко вздохнул, но это не был вздох отчаяния как в прошлом году, это был вздох облегчения, полный надежды на будущее. Мне просто хотелось летать, так как я помог многим детям залечить их сердечные раны.
Я освободился также и от агонии, охватившей меня самого.
Теперь никто не беспокоил нас и не прерывал, поэтому мы, учителя, могли сконцентрировать все наши усилия на пробуждении духа и сознания в маленьких детях.
Проливая слезы и пот, мы смогли передать духовную силу и небесную удачу своим ученикам. Я был уверен, что мел, который мы держали в руке, станет неисчезающим семенем жизни и то, что мы делали, в конце концов, превратится в извергающийся вулкан.
Переехав в новую академию, мы преподавали еще усерднее, а ученики усерднее занимались. Они стали учиться даже лучше, чем раньше. И учителя и ученики стали едины духом. Сердечные диалоги раздавались во всех классных комнатах, а учительская была пропитана духом сотрудничества. Мы, учителя, не колеблясь, служили своим ученикам. Хотя наши сердца были полны любви, как у любящих родителей, нашим желанием было служить этим детям. Горе, страдания, а также радость и счастье учеников, мы разделяли вместе с ними.
Все трудности, с которыми сталкивались ученики, все, о чем они мечтали, мы разделяли вместе с ними. Мы чувствовали, что смысл нашего существования в этих детях.
Хотя мы и построили большую школу, но голод продолжал преследовать нас. Дети приходили в школу голодными. Но, несмотря на это, они по очереди приносили обеды своим учителям. Они не приносили чего-то особенного, обычно это были просто рис, перемещенный с ячменем, просо или картофель. Однако для нас эти простые блюда, приготовленные нашими учениками, казались вкуснее всех изысканных яств из дорогих ресторанов.
Однажды, как обычно, я получил коробку с обедом от ученика. Она была тяжелой и стимулировала мой аппетит, я поставил ее на стол и с нетерпением ждал обеда. Когда же, наконец, время пришло, я быстро открыл крышку коробки, но обычной каши там не было. Вместо этого там лежало несколько сырых картофелин и письмо.
«Учитель! Учитель! Мой благословленный учитель! Спасибо вам. Пожалуйста, простите нас!»
Читая это письмо, я поднес платок к глазам, что-то вспыхнуло внутри и мои глаза стали влажными. В тишине все учителя сидели и смотрели на коробку с сырой картошкой. После этого мы просили наших учеников больше не приносить обеды для нас. Мы подумали, что ученики, должно быть, страдают от голода сильнее нас, а если мы будем что-то еще брать у них, то чем мы лучше пиявок.
Несколько дней спустя мы узнали, кто эта ученица, принесшая сырую картошку. Это была Ким Ён Хи из первого класса. Мы посетили ее дом, она жила в Бонбандон. У нее была только бабушка, которая растила их вместе с младшим братом. Из-за своей трудной семейной ситуации Ким Ён Хи приходила в школу без завтрака. Однако, хотя ее ситуация и была такой плохой, у многих других учеников ситуация была даже хуже, они просто выживали, они ели кору деревьев и корни трав. Мы смогли это все осознать, когда стали посещать дома учеников. Мы, учителя, не могли не чувствовать печаль по этому поводу. Даже в таких обстоятельствах наши ученики приносили обеды для нас и таким образом выражали свои благодарность и уважение.
«Даже если я умру от голода…», — говорил я сам себе всю дорогу до школы.
Однако, чтобы жить, необходимо есть. Это очень простая истина. И хотя я говорил ученикам больше не приносить нам еду, крича, что лучше умру, чем обреку учеников на еще большие страдания ради нас, когда мой желудок прилипал к позвоночнику, я снова начинал думать о коробке с едой. По правде говоря, я в тайне надеялся, что, несмотря на мой запрет, ученики принесут что-либо. Когда я ловил себя на таких мыслях, я строго укорял себя.
Я был полностью одержим желанием учить. И, похоже, это влияло на детей, несмотря на то, что они сталкивались с множеством проблем, они не выказывали ни отчаяния, ни досады. Их сердца ярко сверкали из гущи страданий, в которых они жили. Поэтому часто мне было стыдно высоко поднять перед ними голову.
Нам приходилось очень часто пропускать еду. Моя жена не могла больше выносить всего этого, глядя на нас, и однажды предложила: «Папа, пожалуйста сделай мне журнал с вырезками»
«Журнал с вырезками? Зачем?»
«Я хочу продавать некоторые вещи, такие как мыло, ручки и карандаши, путешествуя по разным городам».
«Это невозможно. Ты могла это делать, когда у тебя не было детей, но теперь у тебя их двое. Что ты собираешься делать с нашим малышом? Твоя идея лишена здравого смысла».
«Не беспокойся, я буду носить его на спине».
«Нет, тебе нельзя этого делать. Я постараюсь найти другой способ решения наших проблем. Не упоминай больше мне об этом».
Я решительно отказался от ее предложения, а она вытащила бумажку в 500 вон и сказала:
«Я заняла эти деньги, чтобы начать свой бизнес. Мне хватит этих денег для того, чтобы купить товары для продажи и оплатить транспортные расходы. Пожалуйста, папа, разреши мне осуществить мою идею».
Я закрыл глаза, что мне было делать? Должен ли я сказать ей, чтобы она поступала как хочет?
На следующий день моя жена покинула дом, неся нашего младенца на спине и держа в руке сумку с товарами для продажи, а также с подгузниками и разными вещами для нашего малыша. Я просто не смог ей отказать, когда она была так настойчива.
Возможно, лучшее решение — это притвориться, что тебе все равно, когда она делает такие вещи.
Я ушел из дома раньше ее, а позднее жалел, что не попрощался с ней.
Прошла неделя. Я отпустил ее, даже вопреки своему желанию, и она ушла. Я ощущал пустоту и боль одиночества, как будто бы в моем сердце появилась большая дыра. Я скучал и ждал ее возвращения. Где она сейчас? Здоров ли наш малыш? Многие мысли заполняли мою голову и сильно беспокоили меня.
Однажды пришло письмо. Вот его содержание:
«Дорогой папочка!
Прошло много дней с тех пор, как я видела тебя. Я перестала заботиться о тебе. Пишу тебе из пансионата Кёнбук, в Андон. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Бизнес идет хорошо. Когда я объясняю нашу ситуацию различным компаниям и людям в разных офисах, неся ребенка на спине, то все обычно реагируют очень хорошо, и что-то покупают у меня.
Папочка, я видела сон, как мы летали по небу вдвоем с тобой, и я просто с ума схожу, скучая по тебе. Я хочу вернуться как можно скорее к тебе, но, думаю, что если заработаю достаточно денег, то смогу открыть пекарню, поэтому сдерживаю свои порывы вернуться.
Папочка, даже если жизнь трудна, давай вытерпим все вместе и преодолеем все трудности. Придет время, и мы будем с ностальгией вспоминать эти дни. Как должно быть трудно тебе усердно трудиться ради наших учеников при таких лишениях. Это все из-за того, что я мало поддерживала тебя. Пожалуйста, прости меня.
Папочка! Пожалуйста, не перетруждайся. Если ты упадешь, то что я буду делать? Ты должен быть здоровым и сильным. Я не осознаю, насколько я слабая и хрупкая, когда я рядом с тобой, а когда я вдали от тебя, то вижу это очень ясно. Ты — моя опора и мои небеса.
Вот деньги, которые мне пока удалось заработать. Их немного, но используйте их в своей повседневной жизни. Джин Хён (Вунгу) около меня, пописал только что, он не знает, что я пишу тебе.
Пожалуйста, береги себя. Я напишу тебе еще. Да пребудет с тобой Божья любовь!
6 июля 1965
Юн Чан из Андон».
После прочтения письма жены мой взгляд затуманился, руки слегка задрожали. Я поднес ее письмо к груди. «Юн Чан! Сейчас зима, снег и северный ветер, но весна придет. Хотя мы и посреди зимы, но мы живем ради того момента, когда цветы расцветут и птицы запоют. Если наступила зима, значит, скоро будет и весна, так бывает всегда. Юн Чан! Тополь, который мы вместе посадили во дворе, уже тянет свои ветви к небу. А когда он закроет небо, своими листьями, это будет означать, что зима прошла. Тогда, обнимая друг друга, мы будем танцевать и петь. Настанет день нашего народа, когда мы поднимем флаги в небо и будем махать ими, как если бы сошли с ума. Мы живем сегодня ради этого дня, который наступит завтра. Этот завтрашней день будет ценнее всякого золота, и для этого дня мы продолжаем идти вперед. Моя любимая Юн Чан!» Такие мысли родились во мне в ответ на ее письмо.
Я скучал по ней даже еще больше, я скучал также по Вунгу и Хану. Хана мы отвезли к моей матери еще до того, как жена поехала продавать товары. Он жил у матери довольно долго, мать всегда говорила, что мы не в состоянии кормить его достаточно хорошо и прилично одевать.
Прошел месяц с тех пор, как жена уехала. Когда я ложился в своей комнате, одиночество охватывало меня, оно накатывало на меня как океаническая волна. Перед моими глазами вставали образы моей жены и детей. Я чувствовал пустоту и одиночество каждый раз, когда видел на дороге маленького ребенка или слышал плачь младенца, я спрашивал себя, не Хан ли это, не Вунгу ли кричит. Когда я видел женщину с ребенком на спине, то останавливался, разглядывая ее, не моя ли это жена. Постепенно мне стало сложно отличать сон от реальности, я жил в постоянных фантазиях.
Я получил второе письмо от жены. Она сообщала, что у Вунгу сильная диарея и, что она заработала достаточно средств для открытия пекарни и, поэтому вскоре вернется домой. Также она хотела забрать Хана из Гунсан. Так как она не могла этого сделать сама, то предложила мне встретить ее в Гунсан, чтобы мы могли все вместе приехать домой.
На следующий день я поехал в Гунсан. Я прибыл, когда солнце уже зашло, это было длинное и скучное путешествие.
«Мама, приехал твой сын Чон Гу».
«А, приехал отец Джин Хана».
«Мама, пожалуйста, прими мой поклон».
«Тебе не надо кланяться мне, смотри, твоя жена уже здесь», — и она позвала мою жену.
Ее лицо было темным от загара. Она выглядела еще более худой, чем до отъезда. Я чувствовал, что вот-вот заплачу.
«Дорогая, должно быть тебе было очень трудно».
«Вовсе нет», — коротко ответила она.
Я спросил маму, где Джин Хан, так как его не было видно поблизости. Она ответила, что он спал в соседней комнате. Я пошел туда и увидел там своего мальчика, спящего с широко раскинутыми руками и ногами. Он выглядел очень хорошо благодаря заботе моей матери. Я чувствовал облегчение, глядя на него, так как он выглядел очень здоровым, однако мои глаза наполнились слезами.
Спустя какое-то время он проснулся. Я ожидал, что он подойдет ко мне и назовет папочкой, захочет, чтобы я его обнял, но вместо этого он прижался к своей бабушке. Показывая на меня, после того как он протер глаза и зевнул, он спросил: «Бабушка, а кто этот джентльмен?»
«Он твой папа, разве ты не узнаешь его?»
«Он мой папа? Это что, правда, бабушка?»
«Конечно, подойди к нему».
Однако, как будто бы это прозвучало неправдоподобно, Хан просто смотрел на меня и не двигался с места, сомневаясь, подходить ли ко мне.
«Джин Хан, я твой папа. Иди сюда, будь хорошим мальчиком, я дам тебе конфет и печенья».
Он подошел ко мне и сел на колени, продолжая смотреть на бабушку.
«Хан, не хотел бы ты пойти купить печенье с твоим отцом».
Он кивнул головой, и спросил меня: «Ты действительно мой папа?»
«Да, конечно».
«Тогда, где ты был все это время?»
«Я был очень занят, поэтому не мог приехать».
«А что такое «занят»?»
«Это означает очень много работать, так что даже нет времени для игры».
«А что это за работа такая?»
«Ты совсем забыл? Я учу твоих старших братьев и сестер».
«Тогда ты учитель?»
«Да, я учитель».
«Ух ты, значит мой папа — учитель!».
Трагедия
Я направился к горе Вонмён, медленно поднимаясь по тропинке, которая была покрыта спутанной акацией. Я посмотрел вниз на порт Гунсан с вершины горы. Когда я увидел перед глазами открывшуюся панораму, я почувствовал себя спокойнее и лучше. Белые облака медленно проплывали по небу.
Мне вспомнился один эпизод из моей жизни, он проплыл передо мной как художественный фильм. Это было в середине корейской войны. Отец и дочь, встретившиеся после долгой разлуки, обнимали друг друга и плакали, они не произносили ни слова, но их лица были мокрыми от слез. Увидев эту картину я заскучал по отцу, и сильно захотел увидеть его снова, хотя это было и невозможно, он умер, когда мне было три года.
Я взобрался на гору и рыдал там, выкрикивая: «Отец! Отец!», однако, ответа не было. Я рыдал так сильно, что мои глаза опухли. В то время я думал, что буду любить своих детей сильнее, чем любой другой отец в этом мире. Я был полон решимости уделять много внимания развитию и воспитанию собственных детей, для того чтобы они стали великими людьми. Однако теперь, когда я стал отцом, мой собственный сын спрашивает меня, действительно ли я его папа. Я что, стал посредственным отцом?
Этим летом засуха была даже более тяжелой, чем обычно. Рисовые поля трескались и были похожи на спину черепахи. Реки пересыхали, и даже в колодцах не было воды. Это была самая сильная засуха за несколько последних десятилетий. Ситуация была отчаянной, однако солнце продолжало ярко светить, а на небе не было ни одного облачка.
В течение летних каникул мне пришлось пережить еще одно серьезное испытание. Моя жена открыла булочную в Ёнсандон и заботилась о нашем младшем сыне, а я должен был позаботиться о Хане. В то время здоровье Хана было очень слабым. Он страдал продолжительной диареей и болями в желудке последние 10 дней, он даже не мог ходить в результате. Все было бы не так плохо, если бы он мог получить необходимую медицинскую помощь. Но мы не могли позволить себе этого в тот момент, поэтому мы просто ждали, когда он выздоровеет. Его болезнь стала весьма опасной для него.
Хан спал на моей спине, его голова безжизненно повисала, потому что у него совсем не оставалось сил, как только он просыпался, он сразу просил есть.
«Папа, я голоден, дай мне что-нибудь поесть».
Это было понятно, потому что у него была диарея, и после завтрака он уже раз десять сходил в туалет. Наверняка он голодал. Если бы у него не было диареи, то я мог бы дать ему, по крайней мере, рису, но вместо этого мне нужно было носить его на спине весь день. Без всякого предупреждения какая-то жидкость начинала стекать у меня по спине. Казалось, Хану гораздо хуже, чем мне думалось в начале. Положив его на пол, я потрогал его лоб, температура была невероятно высокой, а лицо все побелело. Он начал задыхаться. Меня охватило мрачное предчувствие. Я понял, что может произойти нечто ужасное, если я немедленно не сделаю что-либо. Я побежал в больницу, там было много пациентов, ожидавших своей очереди. Я был нетерпелив и сильно волновался, каждая секунда, казалось, тянется очень долго. Моя очередь подошла через час.
Диагноз врача звучал как гром среди ясного неба: у моего сына оказалось воспаление печени. Я просто не мог в это поверить.
«Доктор, эту болезнь можно вылечить?»
«Да, можно, потребуется несколько дней усиленной терапии. Но я удивляюсь, как такой маленький ребенок мог подхватить такую болезнь, она очень редкая. В любом случае я сделаю все возможное».
«Спасибо, доктор! Пожалуйста, спасите моего сына».
После того как медсестра сделала ему три укола, мы отправились в аптеку, фармацевт дал мне несколько пакетиков с лекарством и счет на 700 вон, однако у меня совсем не было денег.
«Извините меня, г-н…», — начал я предательски дрогнувшим голосом.
«В чем дело?»
«Понимаете, у меня нет с собой денег».
«В кредит лекарства не отпускаем».
«Я принесу деньги как только смогу, пожалуйста, сделайте мне уступку».
«Нет, я не могу».
«Я обязательно заплачу».
«Я сказал вам, что не могу так поступить».
Я думал, что поняв мои обстоятельства, он пойдет мне навстречу, однако я просчитался.
«Я директор Академии Сан Хва, и я принесу вам деньги завтра. Пожалуйста, помогите мне в моей ситуации».
Фармацевт подтолкнул мне лекарство, так и не сказав больше ни слова. Я был глубоко благодарен ему, я думал, что уже спас жизнь своего сына.
Из больницы я отправился на рынок, Хан крепко спал на моей спине, что, возможно, было следствием уколов.
Рынок был переполнен людьми. Я погрузился в глубокие размышления.
«На рынке люди сражаются за то, чтобы что-то продать или что-то купить, они кричат и борются друг с другом. А что делаю я? Кто я, неспособный купить лекарство для своего любимого сына? Кто я, вынужденный в слезах просить снисхождения? Однако, несмотря на нашу бесконечную борьбу и агонию, мы все еще живы, и это само по себе удивительно. Разве я был сторонним наблюдателем и просто смотрел, как другие трудятся не покладая рук? Если я не могу выполнить свою ответственность как муж и как отец, то как я могу учить других детей в школе? Не стыдно ли мне? Посмотрите на меня, у меня длинные спутанные волосы, закрывающие уши, длинная борода, выцветшая рубашка и черные резиновые башмаки. Я учу юных учеников, чтобы они стали светильником для других людей, чтобы они стали воплощением самых высоких стандартов, чтобы они смогли победить невежество, стать патриотами своей страны и двигать вперед историю. Как же я смешон! Ну разве я не лицемер, спрятавшийся за маской праведности? Разве позволив жене заниматься пекарней, и зарабатывать деньги для нашей семьи, я поступаю правильно? Это же отвратительно. Это ужасно! Я должен прекратить это делать. Просто исчезнуть! Я ненавижу себя!», — я свирепо кричал на себя. Однако я тот, кто я есть, и я не могу иначе. Дерево, растущее в тени, часто кривое, потому что оно борется за солнечный свет. И я такое же искривленное дерево, которое стремится достичь света.
Наконец я выбрался из самообвинений, потому что смог сознаться себе, что живу в соответствии со своими внутренними принципами и нормами. Единственное, что я хотел бы оставить после себя потомству, так это завещание типа: «Чтобы покончить с жалкой историей, тянувшейся многие тысячелетия, необходимо обладать такой преданностью и посвященностью, чтобы Небеса спустились на землю».
Стараясь жить, руководствуясь этими словами, я был готов принять любые страдания, даже жертвуя теми, кого любил больше всего.
В полночь моя жена вернулась из пекарни с оставшимся хлебом, неся Вунга на спине. Она увидела, что я лежу как мертвый, и спросила: «Папа, ты спишь?»
«Нет».
«Как Джин Хан?»
«Что ты имеешь в виду?»
«Ты что, не понимаешь меня?»
«Почему ты задаешь мне такой вопрос?»
«Я хотела узнать, как Хан?»
«Ты же видишь, что он спит».
«Папа, я не хотела спросить, спит он или нет, я беспокоюсь о его здоровье».
«Если он не умрет, тогда будет жить».
«Что, как ты можешь так говорить?»
«А что, я ему просто нянька что ли?»
«Папа, что с тобой сегодня?»
«Успокойся. У него воспаление печени».
«Что?»
Моя жена грубо потянула Хана на себя и, прижав его к груди, стала плакать. Ее плач становился все громче и громче.
«Чего ты плачешь?», — неожиданно закричал я на нее.
«Я не могу понять тебя. Что плохо сделал тебе этот маленький ребенок. Для меня это слишком».
«Замолчи. Почему женщина ревет посреди ночи», — я грубо ударил ее по щеке. Она упала в углу комнаты. Она закричала: «Почему ты бьешь меня? Почему?»
Она подбежала ко мне, в гневе схватив меня за грудь. Из-за этого шума проснулись и Хан и Вун, и тоже стали плакать.
«Что вы все плачете? Слишком шумно! Замолчите».
Чем больше я кричал, тем громче плакали дети.
«Это невыносимо», — крикнула мне жена: «Что ты делаешь? Ты не способен прокормить своих детей и одеть их, пусть так. Можешь убить меня, мне все равно, сам решай. Но что сделали тебе эти дети, они не заслуживают этого…»
Сдерживая нестерпимую боль, возникшую в глубине сердца, я выбежал из комнаты и побежал по направлению к горе Малли. Я бормотал себе под нос: «Мы начали идти тропой препятствий и трудностей вместе как пара, в поисках идеала. Из-за этого романтика и идеализм молодых супругов превратился в горстку пепла. Поэтому наша воля на пути к идеалу, должна стать еще сильнее, и идеал должен быть осуществлен несмотря на трудности».
Дети бедных
Спустя 8 месяцев после регистрации нашей школы, 20 учеников сдавали квалификационные экзамены для поступления в старшие классы, и 7 из них сдали. Однако для некоторых даже это не означало, что они смогут продолжить учиться. Например, Ким Бён Сан оказалась в ситуации, когда по финансовым соображениям она не могла продолжать свое обучение.
Однажды я увидел Бён Сан, плачущую на углу школы.
«Бён Сан, ты что, плохо себя чувствуешь?», — я дотронулся до ее лба, проверить нет ли у нее температуры.
«Я в порядке, г-н директор».
«Тогда в чем дело?»
«Я в порядке».
«Расскажи мне, в чем дело?»
Она ответила мне, задыхаясь от слез: «Г-н директор, я бы хотела учиться». Проговорив это, она снова разрыдалась.
«Бён Сан, не плачь, каким-нибудь образом это уладится».
Я сказал так, потому что хотел утешить ее раненое сердце, но, честно говоря, я никак не мог помочь ей в тот момент.
«Г-н директор, я действительно серьезно отнеслась бы к учебе».
«Я верю тебе, оставайся сильной и не теряй надежду».
«Г-н директор, я буду разносить газеты».
«Ты хотела бы разносить газеты?»
«Да, я буду все делать, для того чтобы заработать на свое обучение, если меня возьмут в старшие классы. Позвольте мне хотя бы сдавать экзамены. Я буду лучшей ученицей».
«Давай наберемся смелости и надежды. Конечно, ты станешь лучшей ученицей».
«Спасибо вам, г-н директор, я очень благодарна вам. Я обязательно все сделаю правильно».
Бён Сан сдала экзамен в среднюю школу Чунджу для девочек, и получила хорошие оценки. Однако проблема была в том, что плату за обучение надо было вносить до 15 января, а у нее не оказалось денег. Она была так потеряна, что отказывалась спать и есть, и все время плакала. Видя ее в таком состоянии, сердца ее родителей и мое собственное, обливались кровью.
14 января Бён Сан посетила академию. На ее лице было выражение глубокой покорности и отчаяния. Она положила на мой стул листочек бумаги и молча направилась к выходу.
«Бён Сан! Что это?»
Она не ответила мне. Я открыл бумажку, лежащую на столе. Это было извещение о том, что она сдала вступительные экзамены.
«Это твое извещение… Зачем ты принесла его мне? Храни его у себя».
«Я не хочу хранить его».
«Почему ты не хочешь хранить его у себя?»
«Сейчас я хотела бы только одного — умереть».
«О чем ты говоришь? Как ты смеешь мне, своему учителю, говорить такие вещи?»
«Зачем вы вообще учили меня? Зачем?», — в ее глазах появилась ярость.
«Зачем вы учили таких, как я? Зачем? Вам не следовало этого делать. Это бесполезно. Даже несмотря на то, что я училась так старательно, в итоге меня постигло еще больше горя, разрывая мое сердце».
Она смотрела мне прямо в глаза, как будто бросая мне вызов. Как только она закончила свою тираду, она выбежала вся в слезах, сильно хлопнув дверью. Я смотрел в том направлении, в котором она убежала, то, что она сказала глубоко поразило меня. Какую сильную боль должно быть она испытывала, сказав такое. Я сидел, обхватив голову руками, и тщательно обдумывал ситуацию Бён Сан. Закончив начальную школу, она сдала экзамен для поступления в младшие классы средней школы с довольно хорошими оценками. Однако, из-за бедности ей пришлось оставить свое дальнейшее обучение. Потом она смогла продолжить учиться в нашей школе, и это освободило ее из бездны отчаяния. Она училась так усердно, что всего за год смогла уже сдать экзамены на поступление в старшие классы средней школы. И опять по причине своей нищеты, она вынуждена отказаться от своего дальнейшего обучения.
С этой точки зрения я мог понять ее, если бы я не учил ее, тогда она не испытала бы эту горечь отчаяния снова. Получается, что из-за меня она снова была загнана в угол. Я чувствовал, как что-то свирепое поднимается в глубине моего собственного сердца.
Враг! Вот то слово, которое хорошо описывало меня. Я привел ее в долину страданий. Одним словом, обучение было бесполезно. Мне нужно было научить своих учеников зарабатывать деньги прежде, чем давать им знания. Разве не деньги являются основой всего в нашем мире? Это же простая истина.
Нет, я стою выше этого обвинения. Я стою твердо и с достоинством, обучение не было напрасным, это не было глупостью. Я передал Бён Сан невидимую удачу и глубоко сопереживал ей.
Я убеждал ее внутри себя самого: «Бён Сан, пожалуйста, сохрани свое мужество, подожди еще немного. Если я не смогу уберечь тебя от твоего внутреннего смятения, тогда я просто не нужен. Но поверь мне, нашу великую мечту не разрушить так просто».
Я встал и тут же побежал домой. Когда я прибыл, то позвал свою жену:
«Дорогая! Мама Джин Хана!»
«Что случилось? Почему ты так спешишь?»
«Мне нужно кое-что согласовать с тобой. У тебя есть обручальное кольцо?»
«Да, но…»
«Можно его взять на время?»
«Ты хочешь получить займы с него? Но это кольцо единственное, что осталось с нашей свадьбы».
«Я знаю, но оно мне действительно необходимо».
«Для чего ты хочешь его использовать?»
«Я скажу тебе позже. Извини, но времени мало, просто отдай его мне».
Как только я получил его от жены, я побежал в ломбард и заложил его за 4000 вон. Но мне требовалось еще 2000. Чтобы достать дополнительные деньги, даже под большой процент, я обращался ко многим людям, но безуспешно. Вернувшись домой, я тщательно проверил свой стенной шкаф и нашел свой свадебный костюм.
Я побежал в ломбард, однако владелец отказался сразу принимать его как залог:
«Этот костюм слишком стар».
«Даже если это так, примите его пожалуйста, у меня для этого очень важная причина», — умолял я его.
«Кажется, что вы в большой беде, а вы действительно собираетесь забрать его позднее?»
«Конечно. Я умоляю вас дать мне 2000 вон и я никогда не забуду вашу услугу мне».
«Что? Вы просите 2000 вон за этот старый костюм? Я не пойду на это, заберите его».
«Вы не можете дать мне 2000 вон за этот костюм? Даже несмотря на то, что он старый, но ведь это костюм. Пожалуйста, подумайте еще раз».
«Я не могу принять ваш костюм за такие деньги. Пожалуйста, заберите его. Как я могу принять костюм за 2000 вон, когда он не стоит и 1000? Если хотите, сходите в другое место».
«Я понимаю, тогда пусть будет 1000 вон».
Таким образом я собрал 5000 вон, но мне еще нужно было где-то найти 1000. Казалось, что просто невозможно достать эти деньги. У меня ничего не осталось, что можно было бы сдать в ломбард, кроме моего собственного тела. Конечно, можно было бы продать кровь, текущую во мне. Как только эта идея пришла ко мне в голову, я помчался в больницу.
Главная больница Тэдон! Я вспомнил объявление, что им срочно нужна кровь, и именно такой группы, которая была у меня.
«Как это удивительно. И почему я сразу не подумал об этом?», — говорил я сам себе, открывая дверь в больницу.
Я прошел небольшое обследование в смотровом кабинете.
«Сколько крови вы хотите сдать?»
«Столько, сколько стоит 1000 вон».
«Это слишком много, это может быть опасно для вас».
«У меня все будет хорошо, не беспокойтесь и просто действуйте».
«Если вы настаиваете, то я сделаю это, но я хочу чтобы вы знали, что это слишком большое количество крови для взятия».
«Я же сказал вам, что со мной все будет в порядке».
«Сестра, принесите бутылку».
Доктор сдался и, в конце концов, провели подготовку для взятия крови и вскоре в мою вену воткнули толстую иглу. Моя кровь потекла по эластичной трубке в бутылку. Я закрыл глаза. Немного позже сестра сказала, что все закончено. Я поднялся со своего места.
«Пожалуйста, полежите немного».
Она пыталась остановить меня, но я пренебрег ее советом, так как у меня просто не было времени для отдыха. Я ушел из больницы сразу же, как только получил деньги. Однако, что-то произошло со мной. Когда я вышел, здания вокруг меня выглядели так, как будто плавали прямо в воздухе. Я пытался идти, но постоянно терял равновесие. Я ухватился за столб, чтобы избежать падения. Многочисленные звезды мелькали перед моими глазами, но я упорно шел вперед, шаг за шагом. Небо вращалось или, скорее это я вращался, мне хотелось упасть, но я продолжал идти, собирая все свои силы в кулак. Мне часто приходилось опираться на электрические столбы или прислоняться к стенам и отдыхать, закрывая глаза.
Наконец я пришел к дому Бён Сан. Ее не было дома, поэтому я отдал ее отцу 6000 вон. Я слышал, как он благодарил меня и говорил что-то еще, но я не мог его понять. Я просто попрощался с ним и ушел, спотыкаясь как пьяный. Холодный пот тек с моего лба. Мне подумалось, что я могу стать ненормальным, но я все же продолжал идти, надеясь, что старая жалкая история моего народа уйдет в прошлое, и наступит новая история — история процветания.
Пятого марта был первый учебный день в школе для Бён Сан. Я помчался на площадку средней школы для девочек Чунджу, где проходила церемония начала учебного года для новых учениц. Я увидел Бён Сан среди многих других учениц, она улыбалась и радостно переговаривалась с ученицей рядом.
Когда я увидел ее лицо, которое совершенно ничто не омрачало, мои чувства смешались. Я был счастлив и горд и, одновременно очень сентиментален. Как же счастлива она должно быть, если вела себя непринужденно, как и положено обычной маленькой девочке. Мое сердце затрепетало.
Моя ответственность по отношению к Бён Сан была выполнена, но я не мог отрицать тот факт, что еще много подобных Бён Сан ждало меня в будущем. Это было серьезной проблемой. Что мне делать, чтобы не было больше подобных Бён Сан в будущем.
Я погрузился в раздумья, и вдруг меня осенила идея по поводу выращивания животных. Ученикам было бы полезно приобретать практический опыт, а также это могло бы поспособствовать накоплению средств для их дальнейшего обучения.
Мы таскали камни вместе с детьми, и в итоге очистили участок земли в углу нашей школы, примерно 10 пён. Мы построили 5 сараев для свиней. Конгрессмен Ли Чон Кун пожертвовал нам трех поросят. Они быстро росли и были совершенно здоровы, мне нужно было только их кормить. Я добавлял к их питанию отходы разных ресторанов и баров. У меня было много ведер, чтобы приносить домой все, что удавалось достать.
Однако, в одну ночь все свиньи застонали от боли. К рассвету две умерли, а одна еле-еле выжила. Они заразились какой-то холерой из-за испорченных остатков еды, принесенной мной из помоек ресторанов. Я чувствовал себя плохо, потому что погубил их своим невежеством.
Что еще хуже, так это то, что сильный муссонный ветер разрушил стену, которую мы создавали с таким трудом. В результате сарай для свиней тоже развалился на кусочки, в итоге нашу последнюю свинью мы привязывали к столбу. Это было и смешно и трогательно одновременно.
Однажды ко мне пришел скромно одетый человек.
«Г-н директор дома?»
«Да, это я».
Он внимательно посмотрел на меня, и сказал: «Извините меня, можно я задам вам несколько вопросов?»
«Да, давайте».
Он записал девиз нашей школы, и стал спрашивать меня: «Сколько у вас учеников?»
«280».
«Сколько учителей здесь работает?»
«Четыре учителя помимо меня, со мной — пять».
«Я слышал, что вы продавали вещи в Сеуле. Сколько денег вы заработали?»
«Примерно 100 000 вон».
Кроме этих вопросов он спросил о количестве классных комнат, размере здания и прилегающей земле, и даже проверил мое учительское удостоверение. После этого он поменял тему.
«Пожалуйста, только не обижайтесь на мои вопросы. А какова цель вашего приезда сюда?»
«Как вы видите, я обучаю детей бедных фермеров».
«Это правда?»
Он спросил это с сомнением, как будто бы не верил мне. Хотелось бы мне знать, кто он такой, но я не стал спрашивать об этом.
«Разве у вас нет какой-либо другой цели?», — продолжал он.
«Что вы имеет ввиду под другой целью?»
«Ну, разве вы все это делаете не из-за своей мечты?», — он слегка улыбнулся.
«А о какой мечте вы говорите?»
«А разве вы не знаете, что скоро выборы? Многие люди говорят о вас много хорошего».
«Ах, вы об этом. Я бы не беспокоился на вашем месте. Разве посмотрев на меня, вы видите во мне кандидата на выборы?»
Он немного подумал, и сказал кивая:
«В действительности, это обычная практика для кого-то, заниматься общественной деятельностью или благотворительностью в преддверии политических выборов. Вы должны знать, что часто люди мечтают о своем собственном успехе и прикрываются маской общественной работы».
«Да, я согласен».
«А как вы можете доказать, что не являетесь одним из таких политиков?»
«Я просто не чувствую необходимости доказывать что-то вам или себе самому. Это же просто смешно. Нужно ли что-то объяснять рабочему, перед которым горы работы? Если я и скажу что-то, так это вот что: эта страна не нуждается в сотне лидеров, треплющих языком, ей нужны рабочие, которые действительно работают усердно. Я считаю, что усердно работать, не поднимая особого шума — это моя единственная цель».
«В каком-то смысле вы правы, но каков ваш план для будущего вашей академии?»
«Я хочу сосредоточиться на образовании. В данный момент у меня нет необходимого капитала для расширения школы и для того чтобы хорошо ее оборудовать, но я хотел бы сделать это в будущем. Также мне хотелось бы предложить в будущем ученикам стипендии, на которые они могли бы продолжать свое образование, если захотят».
Он встал, гася сигарету, и сказал: «Я услышал от вас хорошие слова. Если у меня будет когда-нибудь время, то я обязательно навещу вас еще».
Он торопливо вышел, так и не раскрыв тайны своей личности. Я еще немного посидел и подумал о цели его визита, когда на школу спустилась ночь.
Я чувствовал одиночество и угнетенность из-за всех этих подозрений и недоверия. Я снова пересмотрел свои цели, и укрепился в решимости исполнять свою ответственность.
На следующий день меня посетил еще один человек.
«Это Академия Сонхва?»
«Да».
«Я из городского отдела образования и хотел бы видеть директора».
«Я тот, кто вам нужен. Спасибо за ваш усердный труд. Садитесь, пожалуйста».
«Я пришел, для того чтобы поговорить о вашей Академии».
«В чем дело?»
«Я думаю, что вам следует иметь аккредитацию для вашей школы».
«Да, я давно хотел это сделать. Я хотел бы получить подобное разрешение и, наверное, мне стоит попросить вас о помощи в этом».
«Если бы вы хотели получить наши санкции, то вам следовало придти к нам до того, как вы начали строительство школы. И тогда вы могли бы начать строить здание. В строгом смысле, то, что вы делаете, нелегально, потому что вы не следовали определенному регламенту до того как начали строить школу».
«Да, я хорошо это знаю. Я недавно был в городской администрации и хотел решить этот вопрос, но в финансовом отношении мы пока не можем получить такое разрешение».
«Даже если это так, вы должны все сделать. Если вы не сделаете всего как положено, то вам не разрешат дальше продолжать работу школы, так как она будет считаться псевдо-образовательным учреждением. Вы должны решить эту проблему».
«Я понимаю. Я постараюсь».
«Вам нужно позаботиться об этом в течение ближайших дней».
Он ушел, сообщив все это мне.
Я очень опечалился, чтобы получить городские санкции, было необходимо оплачивать многие счета и иметь определенную финансовую стабильность. Но у меня не было никакой финансовой базы и стабильности. Более того, в администрации нужно было указывать наш ежегодный бюджет и отчеты по всем нашим расходам. Но в нашей ситуации, когда мы часто просто не ели, идея о ежегодном бюджете вообще казалось абсурдной. Кроме того, мне всегда казалось, что практические дела намного важнее формального следования регламенту и заполнению определенных бумаг.
В таком маленьком городе, как Чунджу, более 4000 учащихся заканчивают начальную школу, и 40% из них не могут продолжать свое дальнейшее обучение из-за финансов или из-за плохой успеваемости. Для таких детей практически нет достойного места. Кто-то идет работать на фабрики, кто-то начинает торговать, разносить газеты или попросту становится преступником. Все что я хотел, это взять ответственность за эту группу людей и подготовить их к достойному будущему.
Две вещи меня беспокоили больше всего: как помочь им избавиться от обид и недовольства по отношению к обществу, и как помочь им обрести новую надежду. Я много думал об этом. По моему мнению, решение заключалось в том, чтобы помочь детям обрести новую надежду, а потом сформировать в них новый взгляд на семьи, общество, нацию и мир. Помочь им захотеть сыграть определенную роль в изменении своей страны. Но просто словами этого не осуществить. Я должен вдохновить их, став живым примером самопожертвования, воспринимая их боль и печаль как свои собственные. Тогда я смог бы воспитывать их как патриотов и святых, живущих ради общества и мира.
Также необходимо помочь детям стать продуктивными и квалифицированными работниками. Это поможет им обрести уверенность в себе. Я хотел воодушевить их заниматься сельским хозяйством, например, выращивать домашних животных, это было бы хорошим опытом для них, и также мы могли бы создать фонд, обеспечивающий их поступление в более старшие классы. Это дало бы им возможность сделать свой вклад в развитие общества с помощью полученных знаний.
Я думал, что если никто не возьмет ответственности за этих детей, то, предоставленные сами себе, они вырастут в пустыне безразличия и отчаяния, и их сердца ожесточатся. Если так произойдет, то будущее нашей страны будет мрачным.
Мои обязанности стали теперь намного тяжелее. Полиция Чунджу попросила меня взять ответственность за руководство над всеми детьми на улицах Чунджу. Я с желанием принял эту просьбу, хотя знал, что это будет трудная задача.
Когда я начал работать с этими детьми, я столкнулся с огромными препятствиями. Одна проблема заключалась в том, что было крайне трудно собрать их вместе. Многие из них находились под контролем своего работодателя и не были свободными до позднего вечера. Ночью, после работы, они были слишком уставшими, чтобы идти еще на какие-нибудь собрания. В результате только продавцы жвачки и чистильщики обуви, которые работали сами по себе, могли приходить на занятия.
Я пытался реорганизовать их сначала, укрепить, формируя внутри них дух сотрудничества и гармонии.
Однако их психология уже была сильно испорчена и не очень податлива к изменениям. Они намеренно старались избегать вступления в эту группу, совершая разного рода дурные поступки, такие как кража денег у других ребят. Я спрашивал себя, как можно направлять и образовывать их так, чтобы достичь своей цели. Я пытался вдохновить их записаться в вечерние классы моей академии. Сначала рекомендовал им, чтобы они добровольно сделали это, но все было напрасно. Они порвали заявления, которые я им раздал, жалуясь при этом: «Для чего, к черту, эта учеба!»
Когда эта попытка обернулась полным провалом, против моей воли, я заставил их записаться, используя давление полиции. Это, однако, тоже провалилось. Как я и ожидал, они открыто выступали против меня.
«Что за Академия Сонхва? Зачем нас вообще беспокоить таким образом?»
«Учеба? Да это просто смешно!»
«Он хочет учить нас? Не смешите меня! Если бы я хотел учиться, я бы не стал чистильщиком обуви! Это нереально!»
Большинство из них были раздраженными и задиристыми, но также было несколько многообещающих детей.
«Вы, парни, заткнитесь! Кто бы захотел учить таких, как мы? Только наш капитан. Поэтому, почему бы вам всем не заткнуться и не уделить человеку чуть-чуть внимания?»
Меня уже называли своим капитаном, без моего ведома. В одном классе у нас была возможность поделиться втайне нашими взглядами на жизнь.
Я сказал им: «Вы должны помнить, что работаете для общества, хотя каждый занят своим делом. С таким пониманием вы должны подумать о том, работаете ли вы усердно ради высшей цели, а затем о том, получаете вы или нет справедливое отношение общества в ответ. Но мне кажется, вы так не делаете»
После того, как я сделал это замечание, один мальчик резко встал и стал оправдываться:
«Г-н Капитан, есть вещи, которых вы еще не знаете».
«Конечно. Я уверен, что есть. Почему бы вам не рассказать мне об этом?»
«Знаете ли вы, почему мы становимся грубее? Есть слишком много людей, которые хотят почистить обувь бесплатно. Во-первых, это гангстеры. Также полицейские. И много других людей, похожих на этих, которые претендуют на особенную власть над ними. Из нас всегда извлекают пользу, мы всегда в позиции проигравших, никогда не бываем победителями. Естественно, мы придумываем новые идеи, как обманывать людей, чтобы компенсировать свои потери».
«Я понимаю, но никогда не забывайте, что люди, которых вы обманываете, это хорошие люди. Они уже не придут к вам, и вы потеряете своих клиентов. Просто то, что некоторые люди плохо к вам относятся, желая почистить обувь бесплатно, не является оправданием вашего плохого отношения к клиентам, иначе чем вы лучше этих гангстеров. Разве можно избить совершенно невинного человека за то, что вас ударил кто-то другой?
Казалось, что мои слова были не убедительными, и они просто надсмехались надо мной.
Я сделал дополнительный вечерний класс для 40 чистильщиков обуви, но учить их было нелегко. Каждый из них был крайне индивидуален, так как все они росли в атмосфере полной независимости с самого детства. Более того, хотя они притворялись, что слушают меня и подчиняются, их внутреннее отношение было бунтарским. Так, даже если единство среди них было самым существенным качеством, необходимым для выживания и процветания, добиться его было все равно, что дождаться появления цветов на засохшем дереве. По этой причине, чтобы изменить их отношение, я иногда делал замечания им, другой раз я ругал или шлепал их. Но все эти методы были бесполезны.
Тем временем прошел месяц. Изначальные 40 учеников, которые были в начале обучения в классе, теперь сократились всего лишь до 12. Полагая, что такая тенденция не должна продолжаться, я поговорил с Сан, самым ревностным учеником среди них.
«Сан, ты знаешь, почему дети больше не приходят в школу?»
«Г-н Капитан! Вы все еще не понимаете, почему?!»
«Я не уверен».
«Г-н Капитан! Чтобы обучать чистильщиков обуви, вам надо быть чистильщиком обуви».
«Ты имеешь ввиду, что я должен стать чистильщиком обуви?»
«Да! Иначе вы не сможете нас понять. Разве вы не считаете, что один опыт ценнее сотни слов?»
«Опыт? Ну, звучит вполне разумно».
В действительности, его слова были поистине правдивы. Чтобы обучать таких необычных детей в таких обстоятельствах опыт должен быть, конечно, более эффективным, чем сотни теорий. Пока учитель не испытает реальность мира своих учеников, как он может иметь квалификацию обучать их?
«Да!», — сказал Сан: «Живой опыт лучше всего».
Спустя два месяца все ученики, кроме Сана, исчезли из школы.
Сан был сиротой, которому не к кому было обратиться и негде жить. Мне удалось найти способ поселить его с нами, и я перевел его в первый класс моей школы.
Я решил стать чистильщиком обуви, чтобы направлять тех, кто был позабыт и заброшен в нашем обществе. Я верил, что возможно будет собрать и обучать их снова, после того как испытаю их работу, пойму их реальность лучше.
Я искал подходящий случай, чтобы уговорить всех учителей, кто обучал чистильщиков обуви. Наконец я раскрыл им свои идеи за три дня до начала летних каникул.
«Все мы ждали с нетерпением строительства профессионального училища, где ученики могли бы практиковаться в бизнесе и сельском хозяйстве. Не считаете ли вы, что нам следует сделать что-то в этом плане? Самое лучшее время, когда мы может работать ради этого, кажется, будет во время этих летних каникул. Я бы хотел использовать этот период времени с максимальной пользой. Что вы думаете о том, что все мы станем чистильщиками обуви, чтобы понять этих детей и одновременно заработать деньги для преподавания».
Я ждал ответа.
«Будет ли это успешно?» — спросил скептичный г-н Юн.
«Это может быть трудно с нашими ограниченными навыками, но давайте попробуем и сделаем это успешным. На самом деле, разве есть какой-нибудь более лучший метод зарабатывания денег для нашей школы? Давайте сделаем попытку, решившись еще раз пройти через трудности. Если все хорошо пойдет, разве не станет для нас возможным заработать двести тысяч вон? Другие могут сказать неодобрительные замечания против нас, но они не могут остановить нас. На этот раз пойдут только учителя».
«Давайте попробуем. Что бы там ни было, если есть что-то, что мы можем сделать, мы должны, по крайней мере, попытаться», — свою точку зрения уверенно высказал г-н Квон.
Так как он согласился с моим мнением, другие тоже последовали. Я был сильно вдохновлен их согласием и побежал в пекарню жены.
«Моя дорогая, у тебя есть немного денег?»
«Сколько тебе надо?», — спросила она меня, управляя машинкой, разрезающей лед.
«Мне надо около 10 000 вон».
«Как у меня может быть такая большая сумма денег?»
«Да, это понятно. Но мне все-таки нужна такая сумма».
«Для чего ты собираешься ее потратить?»
«Я попытаюсь сделать что-то новое этим летом».
«Что?»
«Что-то, чему ты удивишься».
«Я спросила тебя, что это?»
«Я собираюсь чистить».
«Что ты имеешь в виду? Что ты собираешься чистить?»
«Я собираюсь чистить обувь других людей».
«Что? Папочка, ты, должно быть, шутишь? Как ты можешь это делать?»
«Почему ты думаешь, что это шутка? Я просил рис. Почему я не могу стать чистильщиком обуви?»
«Тебе следует подумать о своем достоинстве».
«Мое достоинство? Может быть, и так, но в моем случае как я могу беспокоиться об этом? Для меня работа важнее, чем достоинство. Поэтому я хочу сделать что-то. Если бы мы были богатыми, зачем бы мне нужно было становиться чистильщиком обуви? Никто не хочет выполнять такую работу. Но из-за того, что у нас нет материального благосостояния, нам приходится работать. Вот и все. Разве ты не помнишь, что сказал Сан? Он сказал, что один опыт важнее, чем сотни слов. Поэтому, чтобы обучать чистильщиков обуви, мне придется самому стать таковым.
Она покачала головой, удивляясь моим словам.
«В любом случае, если у тебя есть деньги, пожалуйста, дай их мне».
«Пока я не займу деньги под ежедневный процент, как я могу добыть их?
«Тогда сделайте это сегодня. Хорошо?»
«Я попытаюсь».
Покинув жену, я помчался назад в академию. Там, к моему удивлению, я увидел г-на Юн и г-на Квон, практикующихся в чистке обуви.
«Вы практикуетесь уже? Вы настоящие деятели!»
«Ну, если я собираюсь стать чистильщиком обуви, мне бы лучше выполнять работу хорошо», — ответил г-н Юн.
«Извините, я всегда направляю вас на такие жалкие и смиренные работы».
«Г-н директор, вам не надо извиняться перед нами. Это ради нас и нашей работы», — г-н Юн, сделал упор на свои слова.
Я был ему более признателен, чем когда-либо, и выразил свою благодарность.
«Спасибо вам большое!»
В тот вечер я пошел на рынок с деньгами, которые моя жена заняла для меня под очень высокий процент. Я купил 6 наборов рабочей одежды и все необходимое оборудование для чистки обуви. На следующий день, после церемонии закрытия первого семестра занятий, я раздал приготовленные вещи каждому учителю.
Г-н Сан Чуль Су, который только что пришел в нашу школу, громко смеялся, шутя: « Теперь мы сможем пить воду из крана столичного города Кореи благодаря тому, что стали чистильщиками обуви».
Г-н Ли Чон Сам, также недавно прибывший в нашу школу, спросил: «Г-н директор, сколько дней мы будем это делать?»
«Это будет в течение 40 дней, и продлится весь наш отпуск».
Услышав мой ответ, все, казалось, были поражены и удивлены.
«Отдохните сегодня хорошо, и давайте встретимся в школе в 5 часов дня завтра».
Когда пришло время, пять учителей: Дон Квон, Се Хван Юн, Чон Сам Ли, Сан Чуль Су и Сан Хан Пак прибыли в школу вовремя. Мы стали чистильщиками обуви.
25 июля 1966 года наша группа из 6 человек отправилась в Сеул. Однако дождь, который начался ночью, все еще шел, и, казалось, он не скоро кончится. Радио и газеты сообщали о разных несчастных случаях и перебоях в движении общественного транспорта из-за погоды. Казалось, что начался ежегодный сезон муссонных дождей. Это была серьезная проблема. И более того, я чувствовал, что подхватил лихорадку. Это могло сильно сказаться на нашей цели по сбору средств. Глядя на дождь, я чувствовал себя растерянным, но старался сохранять надежду, думая, что, возможно, дождь скоро закончится и солнце снова засветит.
Я считал деньги, которые мы могли бы заработать в Сеуле, пока ехал по неровной дороге на автобусе, который все время подпрыгивал. Каждый человек должен суметь почистить, по крайней мере, 50 пар обуви в день. Если мы сможем получить 20 вон за пару, это значит, что мы, 6 учителей, должны суметь заработать 6000 вон каждый день. Исключая наши ежедневные расходы, остается 5000 вон. Если мы сможем сохранять такой стандарт в течение 40 дней, то нетрудно будет достичь нашей цели в 200 000 вон.
В этот момент г-н Юн заговорил со мной, прервав мои размышления.
«Г-н Директор, есть много способов, как заработать деньги. Почему вы выбрали стать чистильщиками обуви?»
«Нам нужен живой опыт вместо теории. В этой стране есть много учителей, которые намного лучше нас в теории и имеют больше интеллектуальных знаний. Мы же должны обучать детей, имея свой живой опыт. То есть мы должны предложить им образование сердца, а не просто интеллектуальные знания. Причина, почему мы идем путем учителя, даже если это в действительности не наша специальность, в том, что мы поняли, что общество нуждается в образовании сердца. Г-н Юн, разве вы не осознаете тот факт, что человек, который не испытывает трудности, не может стать истинным лидером для тех, кто находится в трудных обстоятельствах?»
Дождь лил сильнее, когда мы миновали Чунвон. Я устал. В такую погоду кто захочет чистить свою обувь? Через долины и горы, которые поливал сильный дождь, мы прибыли в Сеул в 4:40 дня. Улицы Сеула были повсюду заполнены водой. Дома нижней части города стояли в воде до самой крыши. В таких неблагоприятных погодных условиях казалось невероятным достичь нашей изначальной цели, но было слишком преждевременно разочаровываться и отчаиваться.
Решив вопрос насчет временного жилья в Суниндон и, пообедав на улице, мы поспешили на работу.
26 июля.
Это был наш первый день в Сеуле. К счастью, когда я проснулся, небо уже прояснилось. Солнце ярко светило и не осталось и следа облаков.
«Я знал это!», — радостно воскликнул я.
Съев простой, недорогой завтрак в ближайшем ресторане, мы наняли чистильщика обуви в качестве нашего инструктора, и получили от него быстрый урок по чистке обуви. Мы думали, что стиль чистки обуви в сельской местности, который мы знали, возможно, не такой как в Сеуле. Определенно, его умения были профессиональные. За несколько минут он сделал туфли удивительно чистыми и сияющими. Восхищаясь его способностью, мы задали ему несколько вопросов и, вскоре, приобрели основные знания по чистке обуви.
После этого мы пошли в парах чистить обувь. Моим партнером был г-н Юн, и мы пошли в Олджиро. Когда мы оказались там, г-н Юн повернул на правую сторону, а я на левую. Я вошел в магазин и спросил мужчину, не хотел ли он почистить свои туфли, Я думал, что он скажет «да», но он тут же отказался, более того, он даже высказал критическое замечание обо мне: «Имея такое здоровое тело, почему вы стали чистильщиком обуви? Вам бы лучше быть рабочим».
Я вышел из магазина и продолжал задавать людям тот же вопрос, но никто не хотел чистить обувь. Я чувствовал досаду и разочарование. А так же я был голоден и устал. Несмотря на это, я не мог идти домой, не почистив даже пары туфель. Я поменял направление и пошел к Мёндон. Когда я проходил мимо мастерской по пошиву одежды Чильсан, меня позвал какой-то джентльмен.
«Эй, чистильщик!»
Я подбежал к нему и начал быстро работать руками, очищая его обувь, нанося обувной крем, затем начищая туфли. Я старался продемонстрировать максимум умений и навыков, которые я приобрел на уроке в это утро. Несмотря на это, туфли не сияли. Когда смотришь на профессиональную чистку обуви, то кажется, что туфли начинают сиять за короткое время без приложения слишком больших усилий до такой степени, что можно увидеть отражение своего лица на туфлях. Но это не работало в моем случае, несмотря на то, что я усердно старался. Когда я, наконец, встал, думая, что это должно быть достаточно хорошо, джентльмен вручил мне новую банкноту.
Он спросил меня: «Вы чистите обувь первый день?»
Прежде чем я даже ответил, он ушел.
«Спасибо, сэр!»
Получив деньги, я почувствовал, как мое лицо покраснело, и я подумал, что для меня было бы лучше не брать его деньги.
Когда наступил вечер, снова начался дождь. Шаги пешеходов вокруг меня становились быстрее. Я вернулся в свою комнату. Все уже вернулись и ждали меня. Казалось, что и их бизнес не был так хорош. Общая сумма денег, которую мы вместе заработали, была 160 вон. Это было даже меньше, чем наши ежедневные расходы на продукты.
«Г-н Директор, неважно, что я думаю, но, кажется, что мы идем в неправильном направлении».
«Если мы будем идти таким путем, то кажется, что будет почти невозможно достичь нашей цели для школы».
«Что бы я ни думал, эта идея кажется мне не подходящей».
Все, как один, высказали свое неудовлетворение.
«О чем вы говорите? Нам надо стараться, пока не достигнем успеха. Трудности подстрекают нас, куда бы мы ни пошли. Преждевременно делать такой вывод, сделав попытку всего лишь один день. Хотя мы прошли много трудностей сегодня, но так как это первый день, все постепенно улучшится. Можно ли насытиться, съев только одну ложку еды? Давайте не будем терять мужество. Мы должны попытаться снова».
На лицах учителей появилось нечто неописуемое.
Так как я ходил пешком целый день, я очень устал и немедленно заснул.
27 июля.
Не теряя мужества и веры в свое дело, я снова вышел с коробкой приспособлений для чистки обуви, которая все еще была чистая и выглядела так, как будто ей не пользовались. Я не знал, куда идти. Я не хотел, чтобы ко мне относились как к объекту для насмешек, как за день до этого, посещая те же самые магазины и офисы. Несмотря на это, я не мог преодолеть свою привязанность к этому району и бродил вокруг. Ближе к вечеру я пошел в Мёндон, известный большим скоплением людей. Я сравнивал элегантные дорогие костюмы, которые носили большинство мужчин-пешеходов, с моим собственным.
Я кричал громко, изо всех сил: «Чистка обуви!». Когда я проходил мимо магазина под названием «Мон Блан», кто-то позвал чистильщика, и я был рад, что наконец смог найти клиента за день. Хотя я и не был искусным, я почистил его обувь наилучшим образом, как мог. Он охотно протянул мне банкноту в 100 вон и ушел.
«Сэр, пожалуйста, возьмите сдачу», — крикнул я ему, побежав за ним, но он ушел, помахав рукой.
Положив деньги в карман и положив все в коробку, я встал. Когда я встал, кто-то схватил меня за шею. Это было такое неожиданное нападение, что моя рука повисла в воздухе, как у человека, которого повесили вверх ногами, но я все еще держал щетку.
«Кто это? Отпустите меня!»
Несмотря на мои слова, он тащил меня еще крепче и грубее.
То место, куда меня тащили, было крайне узкой аллеей среди высоких зданий. Этот неожиданный противник начал душить меня, как только встал передо мной.
«Отпустите! Отпустите!»
Я кричал, но он сдавил мою шею еще сильнее. Я чувствовал, что задыхаюсь до смерти. Потом два зловеще выглядевших мужчины откуда-то взялись и начали безжалостно бить меня, без всякой видимой причины. Выглядело так, как будто они хотели убить меня. Меня грубо избивали сильными ударами кулаков столько раз, что это казалось мне вечностью. Рот был полон крови, которая текла по подбородку. Из носа тоже обильно лилась кровь. Я держал его рукой, чтобы она остановилась. Я почувствовал головокружение, и моя голова пульсировала от боли.
Почему меня били? Что за люди сделали это? Прежде чем я смог понять, мужчина хриплым голосом обратился ко мне: «Эй, ты, откуда ты пришел? Ты хочешь умереть? Ты, сын проститутки, почему ты смотришь на меня таким гадким взглядом? Почему ты вторгся на мою территорию, и пытаешься вырвать мою еду? Сколько денег ты заработал? Давай сюда сейчас же, ты, дрянь»
Прежде чем моя рука дотянулась до кармана, он вытащил из него деньги, как будто бы мой карман был его собственным. Я не мог ничего сказать.
Стал ли мой мозг абсолютно пустым или он окрасился кровью? Я чувствовал невероятный гнев, но не мог сейчас взорваться от злости. Мне просто пришлось вытерпеть это. Чтобы переварить сильное возмущение, которое горело внутри меня, я стиснул зубы до такой степени, что они начали ломаться с треском.
В конце концов, мне пришлось проглотить кровь, которая была во рту. Нос был полностью забит кровью. Из глаз текли потоки жгучих слез. Мне хотелось вопить, сидя в этом месте.
Они кричали и ругались на меня: «Ты, ублюдок, твое тело хорошо выглядит, но я вижу, что ты чего-то не понимаешь. Ты не знаешь, где ты сейчас находишься? Это Сеул, а не добродушная деревня. Ты понимаешь? Как ты осмелился прийти и вторгнуться на нашу территорию? Убирайся отсюда, ты, дрянь!»
Они угрожали мне так, как будто побьют снова, и сказали: «На этот раз мы даем тебе предупреждение. Если появишься в этом районе снова, будь готов встретиться со своим Создателем. Ты понял?»
Потом они отпустили меня. Я ушел от них, собрав все разбросанные вещи из коробки для чистки обуви: щетки, крем, рожок для обуви и т.д. Я слышал их смех и насмешки за спиной.
«Ха-ха-ха, это деревенский парень. Это настоящий деревенский парень!»
Смеялись ли они оттого, что были опьянены победой надо мной, избив меня, и утвердить свою власть и силу над незнакомцем, таким как я? Или же просто это была драка, чтобы гарантировать их собственное выживание? Я никак не мог этого понять.
Я шел по дождю, причесав волосы и вытерев кровь, которая все еще текла с губ. Сильный дождь промочил все мое тело с головы до ног, но я в действительности не замечал этого. Я шел как зомби, абсолютно потеряв свое чувство ориентирования.
«Это Сеул. Это не сельская местность со своим щедрым гостеприимством. Тебе понятно?»
Его слова продолжали звучать в моих ушах. Потом я вспомнил, что сказал мне Сан: «Г-н Капитан, есть пословица: Только вдова и вдовцы могут поистине понять свою собственную ситуацию. Точно так же, пока вы фактически не станете чистильщиком обуви, вы никогда в действительности не поймете нашу ситуацию».
Это было правдой, и с этим своим новым осознанием я почувствовал, что смогу понять их и простить их ошибки. Шрамы на моем теле были их шрамами. Кто бы ни начинал такую работу, как эта, должен был пройти через подобную горечь, какую я испытал сегодня.
Я не мог обвинять их за то, что они сделали со мной и с другими. Даже если бы все мое тело было искалечено. Я действительно не мог их обвинять. Я мог только обвинять наше больное общество, за создание такой ситуации.
Дождь лил еще сильнее и безжалостно бил меня по щекам. Мне вдруг вспомнился один случай из моего детства. Это было в тот год, когда разразилась Корейская война. Мне было 14 лет. Мне пришлось зарабатывать как можно больше денег, чтобы помогать своей семье выжить. Мама была тогда главной поддержкой нашей семьи, хотя она и была вдовой. Днем я продавал сигареты, посещая кофейни. Ночью я продавал семечки или жареные каштаны, или арахис на улице. Хотя это не было большой помощью, когда я видел, что моя мама могла чуть-чуть лучше устроить жизнь для нашей семьи с моей помощью, я чувствовал себя непомерно счастливым. Но бизнес шел очень медленно. Из-за бесчисленного количества беженцев и тех, кто потерял родителей, детей или супругов во время взрыва бомб, было больше продавцов, чем покупателей. Мне пришлось работать еще упорнее, чтобы заработать на жизнь. В один из таких дней, когда я шел перед Клубом Объединенных Наций в Ёнхвадон, я встретил одного из своих друзей, который нес коробку для чистки обуви на плечах.
«Кум Шик, ты сможешь заработать больше денег, чем я, чисткой обуви?»
«Да. Если я чищу обувь американских солдат, то они дают мне один доллар».
«Один доллар? Так много денег?»
«Да!»
При этом он с гордостью показал мне банкноту в 1 доллар. Я позавидовал ему и захотел зарабатывать столько же, сколько и он.
«Кум Шик, я могу делать то же, что и ты?»
«Почему нет? Приходи сюда завтра, и я дам тебе коробку для чистки обуви».
«Это правда, Блэкки?» (Блэкки — это было его прозвище)
«Да, конечно. Приходи завтра!»
«Спасибо, Блэкки. Я буду здесь обязательно!»
«Хорошо».
На следующий день вместе с Кум Шик я ждал американских солдат, когда они выйдут из Клуба Объединенных Наций. Никто не вышел. Вместо них группа парней кинулась на нас. ( Позже я узнал, что они зарабатывали деньги, предоставляя девочек по вызову или проституток американским солдатам, или же чистили их обувь). Как только Кум Шик их увидел, он побледнел и резко убежал. Я не мог понять, почему он так сделал, и просто смотрел на них. Тогда они приблизились ко мне, и спросили: « Эй, ты что тут делаешь?»
Даже не закончив свой вопрос, они начали бить и толкать меня. Впервые в своей жизни меня побили чужие, я даже не знал, почему. Я был вне себя. Что они делали? Почему меня надо было избить за то, что я делал? Если бы я сделал что-то плохое, но я всего лишь хотел заработать немного денег! Они все еще били меня! Я чувствовал себя оскорбленным до такой степени, что мое молодое сердце было ранено, и покрылось шрамами. Я не мог вылечиться еще много десятилетий с тех пор.
Я направился к реке Кум, проливая много слез. Я был так зол, я не знал, что делать. Когда я смотрел, как медленно течет река, я вдруг почувствовал сильное желание покончить жизнь самоубийством, считая, что нет смысла жить.
Я решил убить себя. Я залез на цементный столб, который стоял в конце моста. Я снял обувь и закрыл глаза, готовый прыгнуть в воду.
В этот момент кто-то сильно схватил меня за щеку. С удивлением я открыл глаза, но рядом со мной никого не было. Только холодные капли дождя, принесенные ветром, падали, разбрызгивая все вокруг меня. Затем меня осенила мысль, как удар грома.
Я — капля дождя, падающая на склон горы. Эта капля дождя стремится к океану. Она постоянно стремится к океану, проходя через корни деревьев. Однако, в конце концов, она вливается в маленький ручей и проделывает путь к океану. То же самое случится с дождевыми каплями, которые ударяют меня по лицу.
Да. Тот факт, что меня побили, это мимолетный инцидент; этот случай не останется, а пройдет. Также и этот унизительный, постыдный опыт. Эта река, такая величественная и гибкая, течет в тишине. Меня тоже вынесет в будущее. Я сейчас не умру. Я смогу умереть только после того, как пройду через реку времени и океан сердца. Я не могу умереть сейчас. Даже если этот момент горький и печальный, я поплыву, и буду плыть по направлению к широкому и огромному океану, глотая грубую реальность и мечтая о великом будущем.
Я погрузился в глубокие размышления о прошлом, промокая под холодным дождем. Эти размышления успокоили мой гнев и горе, дали мне новую энергию и укрепили мою способность к выносливости, став стимулом для моей бодрости. Я все еще часто медитирую, даже когда стал взрослым. Я умею убрать из головы то чувство, которое хочу, чтобы оно рассеялось и ушло в неизвестность.
Когда я прибыл в интернат, все учителя уже вернулись. Когда они увидели мое кровавое лицо и тело в синяках, они начали рыдать. Слезы катились из моих глаз тоже, но я пытался их не показывать. На самом деле мне хотелось реветь еще больше, чем им, но так как я считал, что это не подходящее время, когда мы могли бы свободно плакать, я медленно кусал свои губы.
На следующее утро мы встали рано, как обычно. У меня во рту чувствовалась горечь, и у меня не было аппетита. Все же я съел дешевый завтрак, думая, что смогу работать лучше благодаря энергии, полученной от еды.
Потом, когда я недолго отдыхал, г-н Юн предложил мне: «Г-н директор, что, если мы будем собирать средства с помощью журналов с вырезками, которые мы привезли, а не чистить обувь другим людям?» Г-н Квон согласился: « Да, правильно, г-н директор! Кажется, такой сбор средств при помощи продажи мыла и карандашей был бы намного лучше, чем чистка обуви. Разве это не похоже на ловлю фазана вместо ястреба?»
«Нет, абсолютно нет. Если вы хотите просто собирать средства таким способом, нам лучше возвратиться домой. Мы сейчас приобретаем драгоценный опыт, который мы не сможем купить даже за миллиард вон. Просто из-за некоторых трудностей, если мы так легко меняем свой план, то какая разница между другими и нами? Даже если мы будем успешны в такой новой попытке, это будет просто постыдный бессмысленный успех. Разве мы не являемся такими людьми, которые объединены решимостью и убежденностью в том, что мы сможем преодолеть любые трудности. Какие бы трудности ни стояли на нашем пути, мы должны идти вперед с таким духом, что мы можем встать даже после многих падений. Мы никогда не должны сдаваться врагу, даже после сотни сражений на поле битвы, чтобы мы ни делали, если у нас есть достаточно решимости победить, мы обязательно победим. Хотя мы стали чистильщиками обуви, пока наша цель не меняется, я уверен, что мы сможем ее выполнить. Конечно, это понятно, что вы устали от этих постоянных испытаний, но давайте еще раз попробуем проверить себя».
Все учителя молчали.
Все мы снова вышли с нашими коробками для чистки обуви, но результаты были очевидны. Мы сделали всего 120 вон. Чтобы кушать что-то на завтрак завтра утром, нам пришлось пропустить еду сегодня вечером.
29 июля.
Я начал верить, что пока мы не найдем определенную территорию для нашего бизнеса, мы не заработаем никаких денег, и даже трехразовое питание в день станет затруднительно. Нам необходимо было найти более постоянное место, где мы могли бы работать на регулярной основе. Я проверил многие возможные места, где проходили толпы людей, такие как, Сеульская вокзальная площадь, Мёндон и т.д., но так как другие чистильщики обуви уже заняли эти места, мы не могли найти хорошее место для себя. Я умолял их дать нам место, объясняя нашу ситуацию, но они не слушали нас, пока я не смогу платить 50-150 тысяч вон в месяц за аренду. Кроме того, так как перед большинством правительственных зданий уже были чистильщики обуви, невозможно было получить такую территорию. По этим причинам, хотя я проверял целый день многие места, все было напрасно. И все же как я мог отказаться? Наконец я посетил газетную компанию «Чосон Дейли» и объяснил свои обстоятельства, используя свой журнал с вырезками. Я просил их найти территорию для меня.
В конце концов, нам предложили территорию на аллее за ратушей.
«Она может не так хорошо выглядеть, но фактически это первоклассная территория. Пожалуйста, работайте усердно».
Мне вспомнился стих из библии: «Ищите и вы найдете».
Я побежал в свой интернат, переполненный радостью. Все уже вернулись домой.
«Вы рано пришли. Наконец-то я нашел территорию. Я приобрел ее за 20 000 вон».
Когда я быстро объяснил, они все закричали от радости.
1 августа.
Мы начали чистить обувь на нашей территории за ратушей. Мы думали, что мы сможем постоянно иметь клиентов, если у нас многолюдная и благоприятная территория, но лишь немногие подходили к нам.
Клиенты были еще более редкими на выходных, и мы дремали, сидя под палящим солнцем.
Сигналы бесчисленных машин, мчащихся мимо, были такими приятными, как мамина колыбельная. Позади меня теплый аромат еды выходил через кухонное окно ресторана в ратуше, стимулируя мой аппетит, в то время как я потел под кипящем солнцем до такой степени, что мой язык белел.
В этот день я почистил только несколько пар обуви утром и отдыхал оставшуюся часть дня. Если бы мы продолжали так, то не только бы не выполнили цель в 200 000 вон, но оказалось, что мы даже не заработаем достаточно денег, чтобы заплатить за наше жилье и еду. В самые худшие дни нам приходилось пропускать какие-то приемы пищи. Что бы я ни думал об этой ситуации, казалось, что нет необходимости всем шестерым учителям оставаться в Сеуле, поэтому я отправил г-на Су и Пак назад в Чунджо. Заплатив за их проезд в поезде, у меня не осталось ни гроша.
Мы взобрались на гору Нам, пытаясь игнорировать свой голод. Была уже поздняя ночь, и мы смотрели вниз на город под нами.
Я почувствовал головокружение, глядя на бесконечные потоки машин и мерцающие неоновые вывески. По мере приближения ночи, все больше людей собиралось в Палгакчан, похоже у всех у них была ситуация подобная нашей, так как там можно было бесплатно провести ночь. Я тоже ночевал там, лица людей ложившихся рядом со мной были деревенскими, похоже, что они все тоже питались не регулярно. Я чувствовал большую близость к ним.
Я думал: «Те же бледные лица и тот же запах пота от одежды, они так же страдают от голода. Похоже, все они приехали в Сеул в поисках лучшей жизни, надеясь найти хорошую работу и рассчитывая, что удача повернется к ним лицом. Но Сеул — это не то место, которое принимает всех с распростертыми объятьями. Они все еще под тяжестью нищеты, несмотря на все попытки избежать ее. Как они смогут избавиться от бедности, покинув свои родные города и деревни? Какая разница между людьми, жившими на своей земле и покинувшими ее, и рыбой, покидающей воду с желанием жить на суше?»
Пока я думал обо всем этом, мое сердце защемило и я принял решение: «Эти люди покинули землю, но эта земля для меня также ценна как грудь моей матери, поэтому я сделаю ее плодотворной, даже если удобрением послужат мои кровь, пот и слезы. Я закричу: "Давайте жить в грязи, с мотыгой на плечах!"»
Продолжение следует...
