Пак Чон Гу. Солнце, поднимающееся в тени (5)
Страдающая Корея
Множество историй было связано с этой песней, которую мама пела всякий раз, когда чувствовала себя одиноко. Моя мама вышла замуж в 19 лет, а спустя 7 лет уже потеряла мужа. Она находилась в расцвете своей молодости. Мама осталась одна с моим 6-летним старшим братом, со мной, которому было 3 года в тот момент, и с дочкой, которая была в это время в утробе. Мама была сильной — она умудрялась заботиться о родителях своего мужа и о всех нас. Она носила зерно и соль на своей голове, обменивала их на рис, и продавала его на черном рынке. Так как это происходило во время войны Японии с Китаем, то она сильно рисковала, схвати ее японская полиция, ее ждало бы суровое наказание. Во время войны зерна не хватало даже военным, и его распределение было жестко ограничено. Существовала система определенного распределения зерна среди гражданского населения, однако простым людям доставалось крайне мало, и зерно было очень плохого качества. Ее престарелые свекор со свекровью жестоко страдали от голода, а дети болели из-за некачественного питания. Не имея времени на печаль по поводу умершего мужа, она сильно страдала от бедности. Она совершала бесчисленные путешествия туда и обратно через реку, неся свой груз бедности молча, хотя ее слезы по умершему мужу еще не успели высохнуть.
Мама возвращалась домой, спрятав рис, купленный на деньги, вырученные от торговли, в белье. И таким образом вся наша семья выживала благодаря ей. Она делала это вместе с моей тетей, чей муж в это время находился в тюрьме за антиправительственную деятельность. Эти две женщины, потерявшие мужей, боролись за жизнь, утешая друг друга.
Наступил День Освобождения, и он стал самой большой надеждой для всей Кореи. Однако для моей мамы этот день стал днем новых испытаний. Муж тети вернулся домой, а мой умерший отец не мог вернуться к маме. Моя мать была воистину одинока, и могла полагаться только на своих свекров и маленьких детей. Она много плакала, не только из-за мужа, но от постоянного столкновения с бедностью и другими испытаниями. Когда боль становилась невыносимой, то она пела эту песню:
«Ласточки строят свои гнезда на маяке,
И весело вместе живут там.
А одинокая чайка сегодня одна,
Проливая слезы печали, летает над волнами».
Мы все плакали вместе с ней, а потом пели другую песню, чтобы утешить ее.
«Мама не плачь, спи спокойно.
А когда завтра наступит рассвет,
Мы пойдем к берегу реки,
Встречать вернувшийся корабль».
Река Кум хранит многочисленные секреты наших страданий и боли. Много раз я ждал маму на причале на этой реке, а теперь я ждал своих учеников. Должен ли я жить в постоянном ожидании. По моим щекам струились слезы, а я даже не заметил их появления. Наконец раздался свисток подходящего парома, и вскоре мы увидели знакомые лица. Это были Кум Е и Ян Хи.
«Кум Е! Ян Хи!»
«Г-н директор! Учителя!»
Наши тревожные голоса эхом разлетались по пирсу. Мы не знали как выразить свою радость и облегчение, когда увидели детей. На наши вопросы об их позднем появлении они ответили, что им пришлось идти пешком от Сочан и вернуться скорее просто не получилось.
«Теперь давайте быстро пойдем домой. Вы, должно быть, проголодались и замерзли».
После первоначального облегчения пришло новое беспокойство, после того как я посмотрел на их посиневшие от холода лица. Кум Е сказал: «Наверное, вы волновались по поводу нашего опоздания. Я подтвердил его правоту и добавил: «Дети, постарайтесь возвращаться пораньше».
После ужина Ян Хи протянула мне маленькое яичко, и отдала его с улыбкой.
«Г-н директор, мне сегодня дали это яйцо, пожалуйста, съешьте его вы».
Яйцо было грязным, но когда я подумал, что Ян Хи, сама испытывая голод, отдает его мне, на глаза навернулись слезы. Мое сердце было переполнено эмоциями, и я не мог сдерживать слезы. Такое ощущение, что внутри меня прорвало «дамбу» и слезы хлынули неудержимым потоком. Я сказал Ян Хи, задыхаясь от слез, что она сама может съесть его, а я действительно не хочу.
Яйцо с грязью! Оно такое маленькое, однако, сущность любви скрыта даже в таком маленьком яйце. Как удивительно почувствовать истинную любовь, исходящую из глубины сердца в этой стране, где нас высмеивали, пока мы ходили попрошайничая, проходя много миль пешком, каждый день. Я почувствовал, как вся моя душевная мука и боль, которые я испытал в течение дня, мгновенно исчезли.
Е Кюн и Чун Вун мучились от того, что их ноги опухли от холода, а Сун Е и Чан Шик лежали в постели с гриппом. Остальные дети был так истощены, что было сложно смотреть на них. Я не знал, что делать. С одной стороны, надо было возвращаться в Чунджу, но часть меня противилась этой идее. В этот момент внутренний голос сказал мне: «Ты идиот, пытаешься построить большую школу, и посылаешь детей попрошайничать».
Я выбежал из дома плача, и вскоре оказался в Гунсандам, перебежав через гору Вонмён. Из-за темноты я ничего не видел, лишь едва различал нечеткую поверхность воды в дамбе. Я снял одежду и прыгнул в ледяную воду. Я услышал звук треснувшего льда, и сразу после этого ощутил невероятную боль, впивающуюся в каждую клетку моего тела.
«Простите меня! Простите меня!», — повторял я эту простую фразу и плыл к центру дамбы. Вода становилась все глубже, и все мое тело онемело. Однако моя голова стала свежей и свободной.
Я чувствовал, что не буду сожалеть или горевать, если это будет последний эпизод в моей жизни. Я широко открыл глаза, и запел песню «Одно желание», стараясь укрепить свое слабое полуобморочное сознание.
«Хотя я умираю
И даже сотню раз,
И даже если мой белый костный мозг станет черным,
Вне зависимости от того, есть у меня душа или нет,
Мое единственное желание к моей любимой
Не исчезнет.
Мое единственное желание к моей любимой
Не исчезнет».
Моя песня понеслась эхом по всей долине. В этот момент я услышал ясный звон колокола, он звучал над моей головой, его бесконечный звук распространялся далеко вдаль. Для кого этот колокол звенит так громко? Согласно древнему преданию, этот таинственный колокол звучал только для тех, кто жил жизнью верности и самопожертвования. Сейчас я слышу его звон как крик благородного человека из глубин истории, который прошел одиноким путем, неся крест боли и горя, чтобы выразить неизменную преданность Небесам и бесконечную любовь ко всему человечеству.
Когда я слушал колокол и старался понять его смысл, я услышал голоса, зовущие меня.
«Г-н директор!»
«Г-н директор! Быстро выходите. Иначе мы запрыгнем в воду. Выходите из воды!»
Голоса определенно принадлежали г-ну Юн и г-ну Квон. Я смутился.
«Не входите. Вам нельзя».
«Г-н Директор, вам придется выйти, если вы не хотите, чтобы мы прыгнули за вами».
На этот раз это были голоса детей.
«Хорошо. Пожалуйста, не входите. Я уже выхожу».
Этот душераздирающий диалог между учителем и его учениками отдавался эхом в высоком небе и, казалось, потрясал горы. Я пытался двигать своим телом, но оно не двигалось, казалось, что я опускаюсь в воду все ниже.
«Г-н Директор! Г-н Директор!».
Все-таки они прыгнули в воду.
«Я говорил вам не входить! Зачем вы это делаете, я же уже выхожу, и вы выходите тоже».
Я почти не чувствовал рук г-на Юн и г-на Квон, когда они подхватили меня и вытащили из воды. Затем я потерял сознание.
1 января 1965 года
Невообразимо трудный год закончился. Под действием трудностей и испытаний мы все изменились и стали более зрелыми. Мы прошли через плавильную печь. Этот год был для нас как год скитаний в пустыне.
Мы начали первый день нового года все еще как нищие. Мой брат попросил маму сделать особый корейский пирог для детей. Все были счастливы и готовы к празднику.
«Так как сегодня Новый Год, давайте отдыхать».
Я предложил это во время завтрака. Кум Ре не согласилась: «Нет, мы должны идти сегодня тоже. Может люди будут более щедрыми в результате праздника. Г-н Директор, мы все хотим сегодня пойти на улицы».
Когда она закончила говорить, оказалось, что все согласны с ней.
«Я понимаю. Если все вы хотите идти сегодня, тогда давайте пойдем».
После завтрака я распределил детей по парам, а сам пошел в Набомён. Этот район располагался как раз над рекой Кум. Я прибыл туда примерно в 11:30 утра. Посетив несколько домов, я получил несколько горстей риса. Потом я подошел к дому, который выглядел так, как будто бы его не ремонтировали много лет. В доме было много трещин и дыр, карниз и главные столбы дома были черными от дыма. Дверь была заклеена кусками газет и календарями, и покрыта толстым слоем пыли. Глина отвалилась от стен дома в разных местах.
Казалось, что этот дом не был слишком старым, однако, по причине сильной запущенности, он походил на дом с привидениями. На кухне вместо двери висел соломенный мешок, однако он был весь в дырах, и поэтому легко можно было смотреть сквозь него. Я также заметил несколько грязных тарелок на старом ящике из-под яблок, похоже этот ящик выполнял функцию буфета. Я посмотрел на задний двор и увидел там мальчика лет семи, который был обернут в плед вместо одежды и ел сосульку, которую взял с карниза. Все эти картины произвели на меня впечатление крайней бедности и несчастья.
Мальчик, кушающий сосульки! Грязные тарелки на ящике вместо буфета! Я видел много подобных картин на разных улицах, это была живая реальность сельской местности Кореи.
Я мог забыть эти грустные картины, когда закончится мой день, но ребенок и его родители, жившие в крайней нищете, останутся, будут тихо плакать сегодня и завтра, и послезавтра. Я решительно повернул обратно к этому дому и, молча оставил мешок риса, все то, что насобирал за сегодняшний день.
Как далеко я ушел, я не знаю, но вдруг я услышал голос, зовущий меня сзади: «Брат Чон Гу! Ты брат Чон Гу?»
Я оглянулся. Голос доносился из дома, стены которого состояли из связанных бамбуковых деревьев. Там стояла молодая женщина, вытиравшая руки об фартук, как будто бы она выбежала прямо из кухни и оторвалась от приготовления пищи.
«Вы не узнаете меня, брат Чон Гу?»
Я посмотрел на нее внимательно и, наконец узнал в ней младшую сестру своего одноклассника, с которым мы были очень дружны в школе. Я знал ее, когда она была еще совсем девчонкой с короткими волосами, сейчас же это была уже зрелая молодая женщина.
«Ты так выросла? Как твои дела?»
«У меня все хорошо, расскажите лучше, как вы оказались здесь, в этой деревне?»
«У меня было дело, о котором мне надо было позаботиться…».
«Давайте войдем в дом и перекусим. Я слышала, что вы живете сейчас в Чунджу».
«Откуда вы это знаете?»
«Недавно я ездила в Гунн Сан и видел вашу маму. Когда я спросила ее о вас, то она мне рассказала, что вы в Чунджу, и что у вас совсем непростая жизнь».
«Ну не так все плохо… Кстати, а чем ваш брат занимается?»
«Он работает в правительстве».
«Звучит здорово. Он что, уже вернулся с армии?»
«Да, в прошлом году. Там холодно, идите сюда и сядьте здесь».
Когда я сел туда, куда она указала мне, мои глаза начали медленно закрываться и мое тело начало расслабляться. Чувство тепла, идущего от пола, начало разливаться по моему телу. Потом мне четко представились дети, бродящие в холоде.
«Сук, я должен идти прямо сейчас!»
«В чем дело? Я же готовлю для вас обед».
«Очень любезно с вашей стороны, но я действительно очень занят… Мне нужно посетить деревню по соседству. Не могли бы вы одолжить мне старый мешок».
«Для чего?»
«Я собираюсь просить рис».
«Да вы великий шутник! Если вы настаиваете, я дам вам немного риса, но, пожалуйста, останьтесь на обед».
«Нет, я вовсе не шучу, я вполне серьезен».
«О чем вы вообще говорите?»
«Я приехал сюда, потому что я все еще строю школу. У нас не хватает денег, чтобы закончить ее. Поэтому мы собираем рис».
Я коротко объяснил ей все: причины, почему мы начали строительство школы, и про те испытания, с которыми мы столкнулись.
«Как бы там ни было, посидите еще немного. Обед должно быть уже готов».
Я снова сел. Вскоре обед был подан. Я встал со своего места, как только поел. Когда я вышел из комнаты, то увидел, что Сук приготовила для меня довольно много риса и упаковала его в мешок. Я ушел от нее немного удивленный и сразу направился домой. За ужином мы проверили наш дневной результат. В этот день г-н Квон также собрал большое количество риса.
После холодного длинного дня мое тело было истомлено и чувствовал себя так, как если бы я падал вниз через бесконечное пустое пространство. Однако новогоднее настроение сделало детей буйными. Они сильно шумели, играли в разные игры и пели. Я глубоко завидовал этим детям, которые могли радоваться и находиться в приподнятом настроении, несмотря на усталость.
Так как в Гунн Сан территория закончилась, то мы переехали в Ким Дже. Мы продолжали просить рис от двери к двери, неся наши рисовые мешки на своих плечах. На второй день после приезда в Ким Дже, небо стало черным от туч с самого раннего утра и вскоре пошел сильный град. Ледяные шарики, летевшие с неба, причиняли острую боль, врезаясь в наши тела. Лед образовывался в волосах, прилипал к одежде и она сильно натирала наши тела. Нет нужды говорить о том, что и наши башмаки тоже замерзли, и, когда мы шагали, то издавали скрипучие звуки. Вскоре мы совсем окоченели.
Я определенно был заблудившимся странником, а не человеком, путешествующим с целью насладиться красотой природы. Я не рассматривал пейзажи гор и рек. Я не писал красивых стихов, воспевающих любовь и свободу. Я не искал просветления, медитируя и развивая свой дух в тиши творения. Я — странник, блуждающий по равнине в поисках нескольких зерен риса, даже в такую невероятную погоду, заставившую онеметь все мое тело. И хотя пункт моего назначения ясен и мои цели четкие, я потерял направление по дороге, и просто блуждал среди домов.
Затерянный в толпе! Не было никого, кто бы принял меня, но у меня было еще много мест, куда я должен был пойти, и никто не мог мне ничего предложить, но было множество людей, которые нуждались в моих подарках. В этом городе трагедий я шел просить рис по глиняной дороге, проливая слезы на каждом шагу.
Эта глиняная дорога была запятнана кровью и, прокаженный поэт Ха Вун Хан шел, говоря: «Я не прокаженный. Мои мать с отцом, возможно, да. А я, определенно не прокаженный». Сколько боли должно было быть в его сердце, когда он кричал: «Я всего лишь сын прокаженного, но сам я не прокажен».
Я продолжал идти, желая закрыть глаза и отвернуться от всех этих трагедий, пронизывающих всю историю нашей страны. Мне сложно было выносить даже звук собственного сердцебиения, я пытался заткнуть уши, желая родиться глухим.
Жизнь требует, чтобы мы страдали, идя по лезвию бритвы, и при этом, чтобы мы сохраняли свое человеческое достоинство. Какое ужасное противоречие! Придет ли Мессия в это жалкое место, потерявшее свободу, человеческое достоинство и праведность? Придет ли Мессия, чтобы показать цель, ради которой вообще были созданы люди?
Я вернулся поздно ночью в наш пансионат, однако, г-н Квон и Кун Сук еще не вернулись. Я вышел на улицу встречать их и прождал там 4 часа, пока наконец они не появились. г-н Квон нес рис на спине, а Кун Сук несла свой на голове.
«Г-н Квон! Кун Сук!»
«Г-н директор!»
«Вы должно быть сильно устали?»
«Да нет, все в порядке».
«Наверняка вы замерзли?»
«Нет, совсем нет».
Однако, несмотря на их ответы, они просто задыхались от слез. Я почувствовал, что что-то ужасное снова произошло. Когда мы вошли в комнату, я снова увидел слезы, заполонившие их глаза. Они выбежали из комнаты, чтобы не показывать мне своих слез, но я выбежал вслед за ними. Г-н Квон рыдал, прижав голову к стене.
«Г-н Квон, успокойтесь и давайте пойдем вовнутрь. Если что-то случилось, то давайте погрустим или посердимся вместе. Если нет никого, кто может разделить ваше горе, то это воистину печально. Но разве нет у вас друзей, которые разделят горе вместе с вами? Г-н Квон, пойдем вовнутрь».
Я потащил его, и мы вместе вошли в комнату.
«Г-н Квон, расскажите, что случилось с вами».
Когда мы вошли в комнату, я предложил, чтобы он рассказал свою историю всем нам.
«Г-н директор! Я извиняюсь, что показываю свои слезы. Стыдно мужчине так поступать».
Г-н Квон вытер слезы платочком.
«Территория, куда мы ходили сегодня с Кун Сук, была Бак Са Мюн. Так как люди в домах не давали нам риса, я решил посещать только мельницы. Они располагались в разных местах, приходилось постоянно бегать туда и сюда. Но, куда бы я ни шел, все мои усилия были напрасны. Хотя я и посетил 20 мельниц за день, но никто не смог предложить мне ни одного зерна. Мне хотелось плакать. Солнце уже село, становилось темно и холодно, также я был голоден. И все еще у меня не было никакого риса. Я очень устал и просто не мог терпеть боль, возникшую в моем сердце. Когда пришло время возвращаться домой, я зашел в еще одну последнюю мельницу. Я подумал, что если и здесь меня ждет неудача, то все мои усилия в сегодняшнем дне просто бессмысленны. Я чувствовал, что я должен что-то сделать, и меня озарило вдохновение. Сначала я спросил владельца, есть ли у него рис для продажи. Он ответил, что много, решив, что я покупатель. Я попросил его дать мне хорошего риса. Он насыпал в мой мешок, как я и просил. Потом я закрыл глаза и не знал, что дальше делать, но, открыв глаза, я смело объяснил свою ситуацию. Однако, он был совсем не удовлетворен моим рассказом, наоборот, он попытался высыпать рис обратно. Мы с Кун Сук упрашивали его не отказывать нам. Однако его отношение не менялось, он сказал, что не может войти в мое положение, потому что я его обманул, не объяснив свою ситуацию честно с самого начала. Когда я услышал это, то схватился крепко за мешок и закричал как сумасшедший, что если он не отдаст мне этот рис, я прямо там покончу жизнь самоубийством. Тогда он разрешил взять мне этот рис, бормоча о том, что такие сумасшедшие ходят повсюду».
Что я мог сказать на это? Я не мог вымолвить ни слова, мне просто хотелось плакать. Наша комната стала океаном беззвучных слез. Г-н Юн медленно заговорил:
«Г-н директор, я скажу то, о чем не хотел бы говорить».
«Да, скажите пожалуйста».
«Давайте вернемся в Чунджу?»
«В Чунджу?»
«Да, мы должны вернуться».
«Г-н Юн!», — я просто не мог говорить.
Он сказал: «То, что сделал г-н Квон сегодня, это нечестно».
«Нечестно?»
«Конечно, это было нечестно. Почему мы должны становиться обманщиками? За что мы боремся? Я искренне считаю, что все это происходит с нами из-за ваших амбиций! Именно из-за этого мы испытываем так много трудностей с этими детьми. Разве вы этого хотите? Посмотрите на ноги этих маленьких детей. На них просто невыносимо смотреть, но это еще не все, как насчет тех, кто лежит с гриппом? Давайте вернемся, мы просто должны это сделать».
Он сказал это и выдохнул.
«Г-н Юн, простите меня, все это происходит из-за моих недостатков».
«Вы говорите нам о том, что вы сожалеете? Я хотел услышать это от вас. Я хочу, чтобы вы прекратили совершать это сумасшествие над нами».
«Г-н Юн! Вы говорите, что все, что я делаю, и все, что с нами теперь приключилось, все это из-за моих амбиций. Я не буду просто извиняться или оправдываться. Какова бы ни была причина наших бед, слишком преждевременно говорить о том, прав я или нет. Возможно, действительно я не прав и делаю что-то неправильно, однако то, ради чего мы работаем, еще не достигнуто. Мы в процессе достижения наших целей. Если судить меня в процессе достижения поставленных целей, то это ошибка. Давайте не будем спешить, и судить о том, прав я или нет, потому что мы еще не достигли конечного результата, мы лишь в процессе достижения его. Если все бросить прямо сейчас, то все что нас ждет, это ржавая медаль, но если мы хотим получить золотую медаль, то нам необходимо дойти до конца. Я здравомыслящий человек, и я различаю эти вещи. Давайте будем терпеливыми и выносливыми. Как можно собрать хороший урожай, не поступая так? Настойчивость поистине важна и наша сила идет от нее. Г-н Юн, г-н Квон, дорогие ученики, пожалуйста, простите меня. Я искренне прошу вас об этом из глубины своего сердца. Я надеюсь, что Бог будет тронут вашей верой и посвященностью, а вы будете работать ради этого еще усерднее. Если мы сдадимся на этой стадии, то, значит, мы не получили Божьей любви и Его защиты. И это означает, что не только 240 учеников из Чунджу, но и множество других детей из сельской местности не смогут быть одаренными Божьей любовью и Его защитой. Кто позаботится об этих детях? В нашей суровой действительности то, чего мы хотим достичь, предельно важно. Те боль и страдания, которые мы испытываем, тоже важны, они подготовят такое основание, которое будет мотивировать нас работать еще более усердно и в единстве. Чтобы стать теми зернами, которые пробудят изначальную природу человека, нам необходимо простить себя, даже если где-то мы оступились и поступили нечестно».
Испытывая мучительную боль от всего этого конфликта, я закончил свою речь.
Потом была мучительная ночь, потому что мне казалось, что так никто и не понял меня. Всю ночь я не мог уснуть из-за этой боли.
Мы закончили свой 15-й день попрошайничества. Мы собрали около 12 мешков риса, что стоило примерно 30 000 вон.
Моя жена Юн Чан
Еще одна трагедия поджидала нас по возвращении. Классная комната, которую мы построили до отправления, была полностью разрушена зимним ветром. Кирпичи сломались на множество кусочков. Мы были так шокированы, что даже не осталось сил на огорчения и печаль. Мои глаза медленно наполнились слезами. Я сидел и рассеянно смотрел на сломанную стену. Моя жена, находящаяся на последнем месяце беременности, сильно опечалилась, увидев меня в таком состоянии. Она, как обычно ходила от двери к двери днем, продавая хлеб, а ночью она занималась каллиграфией.
Я говорил ей: «Дорогая, тебе не следует так много работать».
Несмотря на мою обеспокоенность, она продолжала двигать рукой с кистью, говоря: «Ты спи, а я скоро лягу».
«Ты знаешь, который час? Тебе лучше лечь спать до того, как ты переутомишься».
Она не отвечала мне.
«Любимая, иди спать прямо сейчас».
Но ответа опять не было. Я вскочил с постели. Наверное, что-то случилось. Ее голова упала на стол, в руке она продолжала сжимать кисть.
«Дорогая!», я тряс ее за плечо, стараясь разбудить. Она не спала, она потеряла сознание от изнеможения. А на юбке проступили кровавые пятна. Я на такси отвез ее в ближайшую больницу. Это был гинекологический центр. Она еле-еле пришла в себя после гинекологического лечения.
«Дорогая!», — я тихо позвал ее.
«Где я?» Она водила рассеянным взглядом и говорила безжизненным голосом.
«Это больница. Тебе немного лучше сейчас?»
Она вздохнула и снова закрыла глаза. Пол ее комнаты был запятнан кровью.
Я спросил доктора, закончившего ее обследование:
«Доктор, она поправится?»
« Я думаю, да, хотя придется еще подождать и понаблюдать за ней».
«Возможно ли найти какой-то способ от кровотечения?»
«Ну, это проблема. Так как она перенапряглась во время беременности и, кажется, что ее матка сильно повреждена. По этой причине она теряет много крови. Если не остановить кровь в течение часа, она окажется в критическом состоянии. И ребенок тоже может оказаться в опасности».
«Доктор, прошу вас, спасите мою жену! Пожалуйста, спасите ей жизнь!»
«Я постараюсь сделать все, что могу».
Жену перевели в палату хирургии. В соответствии с инструкциями доктора Ким, ей сделали переливание крови, и доктор начал принимать роды.
Каким-то образом ему это удалось. Однако тело ребенка было слишком темным, и доктор начал бороться за его жизнь. Тело моей жены распласталось по кровати как труп, ее усыпили сильным анестетиком. Пока доктор боролся за жизнь моего ребенка, пот лился с него бесконечным потоком. Жену перевели в другую палату. Время тянулось слишком медленно, и я чувствовал жар в своей груди.
Наконец ребенок издал первый крик. Я посмотрел на кричащего ребенка, заметив, что это мальчик. И хотя я боялся за жену, я был счастлив. После часа ожиданий моя жена наконец-то пришла в себя.
Теперь она была мамой двоих детей. Как только она вернулась из больницы, она снова взялась за каллиграфию.
«Боже мой! Дорогая, почему ты опять пишешь? Пожалуйста, отдыхай!», — я пытался остановить ее, умоляя.
«Не беспокойся обо мне. У нас все еще не хватает денег для еды. Но еще более серьезная проблема, это строительство школы. Разве не так? Давай сделаем выставку каллиграфии. И пускай моя каллиграфия не идеальна, но так как я вложила в нее все свое сердце, то я уверена, что ее будут покупать».
«Любимая, мне стыдно смотреть тебе в глаза».
Я был просто поражен ее искренней преданностью мне.
Несколько дней спустя, первая выставка корейской каллиграфии Чхве Юн Чан была проведена в «Парижской чайной». Жена выставила 24 презентации. Каждую из них покупали по 2-3 тысячи вон. Таким образом, они выразили поддержку моей жене. Ее работы легко продавались, и это было замечательно. В итоге чистый приход составил 34 тысячи вон. Многие люди искренне поддержали нас.
На деньги, заработанные благодаря сбору риса и выставке каллиграфии моей жены, мы продолжили делать глиняные кирпичи. Земля была замерзшей и, чтобы достать глину, нам пришлось прокопать вглубь 20 дюймов. Из-за этого наш изначальный план был отложен, и закончили мы стены нашей классной комнаты только в марте.
В марте погода стала достаточно теплой, чтобы замерзшая почва растаяла. Ужасно холодный зимний ветер превратился в мягкий бриз с наступлением апреля. Приход весны поистине порадовал нас, так как до этого нам приходилось ковырять замерзшую землю.
На часть денег, заработанных моей женой, мы построили крышу и, наконец-то, защитили наше здание от дождя. Наше здание, хотя и не было идеальным, но его постройка медленно подходила к своему завершению.
Потом конгрессмен Ли Чон Кум, который слышал о наших трудностях, прислал нам 80 мешков цемента. Это была первая существенная помощь нам. Мы были глубоко тронуты и, с помощью этого цемента окончательно закончили стены и пол. Новая классная комната в 45 пён была закончена.
Продолжение следует...
